Майков Аполлон Николаевич

      Пора, пора! Уж утро славит птичка,

      И свежестью пахнуло мне в окно.

      Из города зовет меня давно

      К полям широким старая привычка.

      Возьмем коней, оставим душный Рим,

      И ряд дворцов его тяжеловесных,

      И пеструю толпу вдоль улиц тесных,

      И воздухом подышим полевым.

      О! как легко! как грудь свободно дышит!

      Широкий горизонт расширил душу мне…

      Мой конь устал… Мысль бродит в тишине,

      Земля горит, и небо зноем пышет…

      Сабинских гор неровные края

      И Апеннин верхи снеговенчанны,

      Шум мутных рек, бесплодные поля,

      И, будто нищий с ризою раздранной,

      Обломок башни, обвитой плющом,

      Разбитый храм с остатком смелых сводов

      Да бесконечный ряд водопроводов

      Открылися в тумане голубом…

      Величие и ужас запустенья…

      Угрюмого источник вдохновенья…

      Всё тяжко спит, всё умерло почти…

      Лишь простучит на консульском пути

      По гладким плитам конь поселянина,

      И долго дикий всадник за горой

      Виднеется, в плаще и с палкой длинной,

      И в шапке острой… Вот в тени руины

      Еще монах усталый и босой,

      Окутавшись широким капюшоном,

      Заснул, склонясь на камень головой,

      А вдалеке, под синим небосклоном,

      На холме мазанка из глины и ветвей,

      И кипарис чернеется над ней…

      Измученный полудня жаром знойным,

      Вошел я внутрь руин, безвестных мне.

      Я был объят величьем их спокойным.

      Глядеть и слушать в мертвой тишине

      Так сладостно!.. Тут целый мир видений!..

      То цирк был некогда, теперь он опустел,

      Полынь и терн уселись на ступени,

      Там, где народ ликующий шумел,

      Близ ложи цезарей еще лежали

      Куски статуй, курильниц и амфор:

      Как будто бы они здесь восседали

      Еще вчера, увеселяя взор

      Ристанием… но по арене длинной

      Цветистый мак пестреет меж травой

      И тростником, и розой полевой,

      И рыщет ветр, один, что конь пустынный.

      Лохмотьями прикрыт, полунагой,

      Глаза как смоль и с молниею взгляда,

      С чернокудрявой, смуглой головой,

      Пасет ребенок коз пугливых стадо.

      Трагически ко мне он руку протянул,

      «Я голоден, – со злобою взывая.-

      Я голоден!..» Невольно я вздохнул

      И, нищего и цирк обозревая,

      Промолвил: