Окружена публичными домами

      Стариннейшая церковь в Амстердаме,

      В любом окне по непречистой даме.

      И прислонились к стенке писсуара

      Младой турист, девица и гитара.

      Над ними свет закатного пожара.

      И отражается в воде канала

      Красавица с таблеткой веронала.

      Она стареет – и она устала.

      И тридцать три малайца-сутенера

      (Для девочек непрочная опора)

      К двум неграм подошли – для разговора.

      И девочка, купившая наркотик,

      Ругает их, кривит увядший ротик.

      К ней ковыляет бледный идиотик.

      По-разному живут на свете люди.

      Большой закат напоминал о чуде,

      А проповедник говорил – о блуде.

      Свобода выбора… Свобода воли…

      А если всем определяет роли

      Сам Саваоф на огненном престоле?

      Городницкий Александр Моисеевич

      АМСТЕРДАМ

      Возврати, Амстердам, ненадолго свой облик вчерашний,

      Где ветшающий храм, наклонившись пизанскою башней

      Над сплетеньем каналов, его осеняет крестом,

      Укрепляя надежность отсюда невидимой дамбы.

      Покажи мне опять акварели твои и эстампы, —

      Позабытого детства рассыпанный том.

      Проведи меня снова по розовому кварталу,

      Где за тонким стеклом отдыхают устало

      Разноцветные жрицы любви,

      Колыхаясь в луче, как аквариумные рыбки.

      Их движения плавны, молочные контуры зыбки.

      Сотню гульденов дай – и останешься с ней визави.

      На каналах подтаявших, в однообразном порядке —

      На окне занавески, на палубе садик и грядки —

      Неподвижные баржи крутые качают бока.

      В этой местности, где с океаном схлестнулась Европа,

      Все живут на воде, словно Ной в ожиданье потопа,

      Пуповиною кабеля связаны с сушей пока.

      Так и мне бы прожить в корабельном уюте убогом,

      Там, где птица кружит над теряющим разум Ван-Гогом,

      Где шприцы и бутылки швыряет в канал наркота,

      В интерьере домов, как и в Новой Голландии строгом,

      Между чёртом реальным и полумифическим Богом,

      Вспоминая василеостровского неба цвета.

      Так и мне бы прожить, не страшась наводнений и ливней,

      Возле зыбкой межи, в окруженьи пейзажей наивных,

      На краю континента, у северных хмурых морей,

      Где в цене из одежды лишь то, что надёжней и проще,

      И тюльпанами нежными летом расцвечена площадь,

      И горит над мостами рубиновый свет фонарей.

      Волошин Максимилиан Александрович

      АКРОПОЛЬ

      Серый шифер. Белый тополь.

      Пламенеющий залив.

      В серебристой мгле олив

      Усеченный холм – Акрополь.

      Ряд рассеченных ступеней,

      Портик тяжких Пропилей,

      И за грудами камений,

      В сетке легких синих теней,

      Искры мраморных аллей.

      Небо знойно и бездонно —

      Веет синим