Бронзовый Гейне на площади шумного Гамбурга.

      Рюмка рейнвейна над узкой портовою дамбою,

      Голод блокады, ушедших друзей имена,

      Контур Европы над жёлтою школьной указкою,

      Черный сугроб под пробитой немецкою каскою,

      «Traurigen Monat November», родная страна.

      Бронзовый Гейне, грустящий на площади Гамбурга, —

      Томик стихов в переводах, мне помнится, Вайнберга,

      Послевоенный лежащий в руинах Большой.

      Малая Невка, лесистый ли Гарц, Лорелея ли, —

      Что за мечты мы в мальчишеском сердце лелеяли,

      К странам чужим прирастая незрелой душой?

      Бронзовый Гейне, что зябко под ветром сутулится,

      Не переменишь рождением данную улицу,

      Город и век, ни в Германии, ни на Руси.

      Так повелось со времён Перуна или Одина.

      Что же поделаешь, если свобода и Родина —

      Две несовместные вещи – проси не проси?

      ГАМБУРГ

      Меня ностальгия опять донимает, когда

      Своё отражение в узком увижу канале

      На фоне домов и готических шпилей. Едва ли

      Я видел их прежде, впервые попавший сюда.

      Возможно мой предок в забытые нынче года,

      Сбежав из Испании при инквизиторском сыске,

      В чулках с башмаками, в коротких штанах по-хасидски,

      Стоял на мосту, и его отражала вода.

      В музее диаспоры есть в Тель-Авиве раздел

      С путями миграции. Там оказавшись, вначале

      Я, помнится, долго на карту цветную глядел,

      Стараясь понять, отчего мне всё снятся ночами

      Не город восточный, сводящий приезжих с ума,

      Не жёлтые горы отчизны моей азиатской,

      А тёмный канал, островерхие эти дома,

      И низкое небо, покрытое шаровой краской.

      ШТУТГАРТ

      Был и я когда-то юн и безус,

      Да не понится теперь ничего.

      В этом городе повешен был Зюс,

      Эта площадь носит имя его.

      Был у герцога он правой рукой,

      Всех правителей окрестных мудрей,

      В стороне германской власти такой

      Ни один не добивался еврей.

      Не жалея ни богатства, ни сил,

      Став легендою далёких времен,

      Многих женщин он немецких любил,

      И за это был в итоге казнён.

      Я прочел это полвека назад,

      У завешенного сидя окна,

      А за стенкой замерзал Ленинград,

      А за стенкой бушевала война.

      Скажет каждый, у кого ни спрошу,

      В этом городе повешен был Зюс.

      Отчего же я здесь вольно дышу,

      А в Россию возвращаться боюсь?

      Я сегодня, вспоминая о нем,

      Путь к спасению последний отверг,

      Там где солнечным восходят вином

      Виноградники земли Вюртемберг

      Кедрин Дмитрий