Друзья! но что мою стесняет страшно грудь?

      Что сердце так и ноет и трепещет?

      Откуда я? какой прошел ужасный путь,

      И что за мной еще во мраке блещет?

      Ферара… Фурии… и зависти змия!..

      Куда? куда, убийцы дарованья!

      Я в пристани. Здесь Рим. Здесь братья и семья,

      Вот слезы их и сладки лобызанья…

      И в Капитолии – Виргилиев венец!

      Так, я свершил назначенное Фебом.

      От первой юности его усердный жрец,

      Под молнией, под разъяренным небом

      Я пел величие и славу прежних дней,

      И в узах я душой не изменился.

      Муз сладостный восторг не гас в душе моей.

      И Гений мой в страданьях укрепился.

      Он жил в стране чудес, у стен твоих, Сион.

      На берегах цветущих Иордана,

      Он вопрошал тебя, мутящийся Кедрон,

      Вас, мирные убежища Ливана!

      Пред ним воскресли вы, герои древних дней.

      В величии и в блеске грозной славы:

      Он зрел тебя, Готфред, владыка, вождь царей,

      Под свистом стрел спокойный, величавый:

      Тебя, младый Ринальд, кипящий, как Ахилл

      В любви, в войне счастливый победитель.

      Он зрел, как ты летал по трупам вражьих сил

      Как огнь, как смерть, как ангел-истребитель…

      И тартар низложен сияющим крестом!

      О, доблести неслыханной примеры!

      О, наших праотцев, давно почивших сном,

      Триумф святой! победа чистой веры!

      Торквато вас исторг из пропасти времен:

      Он пел – и вы не будете забвенны, —

      Он пел: ему венец бессмертья обречен,

      Рукою Муз и славы соплетенный.

      Но поздно! я стою над бездной роковой

      И не вступлю при плесках в Капитолий,

      И лавры славные над дряхлой головой

      Не усладят певца свирепой доли!» —

      Умолк. Унылый огнь в очах его горел.

      Последний луч таланта пред кончиной,

      И умирающий, казалося, хотел

      У Парки взять триумфа день единой,

      Он взором