Это – пост в фейсбуке, а это блокпост – на востоке,

      наши потери: пять забаненных, шесть «двухсотых»,

      ранены все: укропы, ватники, меркель, строки,

      бог заминирован где-то на дальних высотах.

      Это лето – без бронежилета, сентябрь – без каски,

      сетевой батальон «Кубань» против нашей диванной сотни,

      я тебе подарю для планшета чехол боевой окраски,

      время – это ушная сера из подворотни.

      Что, в конце концов, я сделал для этой малышки:

      теребил курсором ее соски, щекотал подмышки?

      Ведь она – так хотела замуж, теперь – в отместку:

      отсосет военкому и мне принесет повестку.

      Да пребудут благословенны: ее маечка от лакосты,

      скоростной вай-фай, ваши лайки и перепосты,

      ведь герои не умирают, не умирают герои,

      это – первый блокпост у стен осажденной Трои.

      Как темнота от фонаря —

      живет одна в сухом остатке,

      и солнцу, в августе, не зря

      приходят мысли о закатке.

      Не зря любил тебя, не зря

      слепец, почуявший измену,

      я уходил в ночную смену,

      подняв рогами якоря.

      О, как жестоко и по-детски

      мы сглазили поводыря,

      и скольких мы, не зря, в Донецке

      убьем, и нас убьют – не зря.

      Схоронят звезды и медали

      под деревянное пальто,

      а ведь – не зря Христа распяли,

      ведь, если б не распяли, что:

      лежал бы на плацкартной полке,

      хрустя отравленной мацой,

      писал стихи, и в черной «Волге»

      разбился бы, как Виктор Цой.[1]

      От того и паршиво, что вокруг нажива,

      лишь в деревне – тишь да самогон в бокале,

      иногда меня окликают точильщик Шива

      и его жена – смертоносная Кали:

      «Эй, чувак, бросай дымить сигареты,

      выноси на двор тупые предметы…»

      Так и брызжет слюною точильный круг,

      оглянись, мой друг:

      у меня не дом, а сплошные лезвия-бритвы,

      вместо воздуха – острый перец, постель – в иголках,

      а из радио – на кусочки рваные ритмы,

      да и сам я – весь в порезах, шрамах, наколках.

      Если что и вынести, то вслепую —

      эту речь несвязную, боль тупую.

      Так пускай меня, ай нэ-нэ, украдут цыгане,

      продадут в бродячий цирк лилипутов,

      буду ездить пьяненьким на шарабане,

      всё на свете взрослое перепутав.

      Воспитают заново, как младенца,

      завернут в наждачные полотенца,

      вот он – ослепительный