Двух пушкиных, двух рабов подарила мне новая власть:

      о, чернокожий русский язык, к чьим бы губам припасть?

      Хан Гирей любил снегирей, окруженный тройным эскортом,

      хан Гирей – гиревым занимался спортом,

      говорил: чем чаще сжигаешь Москву, тем краше горит Москва,

      чуешь, как растет в глубину нефтяная сква?

      Так же чёрен я изнутри – от зубного в кровь порошка,

      снился мне общий единорог с головой ляшка.

      Двух рабов пытаю огнем: вот – Кавафис, а вот – Целан,

      кто из вас, чертей, замыслил побег, воскуряя план?

      Как по очереди они умирали на дуэли и в пьяной драке —

      подле черной речки-вонючки, в туберкулезном бараке.

      Хан Гирей говорил, очищая луковицу от шелухи:

      в песне – самое главное – не кричать,

      в сексе – самое главное – не кончать.

      Если бы все поэты – не дописывали стихи.

      Тишина выкипает, как чайник с большим свистком,

      Тишинидзе не знал, что сахар – зовут песком,

      Тишинюк позабыл заварку в мотне кальсон,

      но, за всех ответят – коварный Пушкин и Тишинсон.

      Тишинявичус сеет шпроты на черный хлеб,

      как любить варенье, которое раньше еб?

      Вот проснулся ветер и клонит деревья в сон:

      но, за всех ответят кровавый Путин и Тишинсон.

      Не война – войня, отцветает в полях бурьян,

      помянем друг друга под твой коньяк, Тишинян,

      сохнут радиоволны от суффиксов до морфем,

      но, за всех ответит двуликий Сайленс FM-FM.

      Покосились окна – и без окладов, и без оправ,

      оказалось: Дзержинский – прав и Бжезинский – прав,

      мы учились, авве, рассчитывать на авось:

      чтобы это – быстрее кончилось, началось.

      Этот девственный лес населяют инкубы,

      а над ним – кучевые венки,

      и у звезд выпадают молочные зубы:

      вот такие дела, старики.

      Дикий воздух гудел, как пчелиные соты,

      где природа – сплошной новодел,

      я настроил прицел и, сквозь эти красоты —

      на тебя, моя радость, глядел.

      Вот инкуб на суку пустельгу обрюхатил,

      опускается ночь со стропил:

      жил на свете поэт, украинский каратель —

      потому, что Россию любил.

      Фотографируй еду

      перед тем как с нею

      фотографируй