¹⁶ Он отличался бешенством своим,

      Когтями лап и безобразным чревом.

      Неутомимой злобой одержим,

      ¹⁹ Он грешников царапал с адским гневом

      И на клочки их кожу разрывал…

      О, грешники! Достались муки все вам!

      ²² Пронзительный их дождик бичевал;

      Они, как псы, уныло завывали…

      То грудь, то спину призрак укрывал,

      ²⁵ Где гнойных язв следы не заживали,

      То беспрерывно двигался, кружась,

      Чтоб хоть движенья муку облегчали.

      ²⁸ Едва заметил только Цербер нас,

      Как у него раскрылась пасть тройная,

      Сверкнул огонь его кровавых глаз,

      ³¹ И задрожал от злобы он, не зная,

      Кто нас привел, как мы сюда зашли.

      Тогда рукой горсть праха поднимая,

      ³⁴ В пасть гадины мой спутник ком земли

      Швырнул без слов. Как по добыче вывший

      Смолкает жадный пес, когда в пыли

      ³⁷ Теребит тихо жертву, так, открывший

      Тройную пасть, умолкнул Цербер вдруг,

      Чудовищные челюсти смеживший.

      ⁴⁰ Рев, в трепет повергавший все вокруг,

      В минуту стих. Мы дальше подвигались,

      Стонали всюду призраки от мук

      ⁴³ И нашими ногами попирались,

      Склонясь к земле от адского дождя.

      Все тени распростертыми казались,

      ⁴⁶ Когда я шел близ мудрого вождя;

      Лишь только тень одна с земли привстала,

      За нами очень пристально следя.

      ⁴⁹ «О, ты, сошедший в Ад, – она сказала, —

      Узнай меня, коль это можешь ты.

      Ты был рожден, когда еще не знала

      ⁵² Я этих адских мук». «Твои черты, —

      Я отвечал, – быть может, изменились

      Среди страданий вечной темноты

      ⁵⁵ И так под адским ливнем исказились,

      Что мне тебя припомнить средства нет.

      Кто ты? Иль Небеса так возмутились

      ⁵⁸ Твоим грехом, что ты покинул свет

      Для этих отвратительных страданий?»

      «В том городе, – мне тень дала ответ, —

      ⁶¹ Где много так завистливых созданий,

      Я был, как ты, на этот свет рожден.

      И жил, не зная тяжких испытаний,

      ⁶⁴ Мой грязный грех – обжорство, бог мамон.

      Известен я под именем Чиакко¹

      И за порок обжорства осужден

      ⁶⁷ Томиться под дождем в жилище мрака.

      На эту казнь, за тот же самый грех

      Не я один здесь осужден, однако:

      ⁷⁰ Приговорили к казни этой всех

      Отверженных, что вкруг меня теснятся».

      И после слов и после жалоб тех

      ⁷³ Умолкла тень. «Чиакко, удержаться

      Нельзя от слез, – я вновь проговорил, —

      Твои страданья видя… Может статься,

      ⁷⁶ Ты будущность Флоренции открыл:

      Скажи, что с этим городом случится?

      Иль нет