ТРА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА

      ТРА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА

      И вот

                  на эстраду,

      колеблемую костром оркестра,

      вывалился живот.

                  И начал!

      Рос в глазах, как в тысячах луп.

                  Змеился.

      Пот сиял лачком.

      Вдруг —

                  остановил мелькающий пуп,

      вывертелся волчком.

      Что было!

                  Лысины слиплись в одну луну.

      Смаслились глазки, щелясь.

      Даже пляж,

                  расхлестав соленую слюну,

      осклабил утыканную домами челюсть.

      Вывертелся.

              Рты,

                   как электрический ток,

                              скрючило «браво».

      Браво!

           Бра-аво!

                   Бра-а-аво!

                       Бра-а-а-аво!

                              Б-р-а-а-а-а-в-о!

      Кто это,

               кто?

                     Эта массомясая

                             быкомордая орава?

      Стихам не втиснешь в тихие томики

                              крик гнева.

      Это внуки Колумбов,

                  Галилеев потомки

      ржут, запутанные в серпантинный невод!

      ТРА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА

      ТРА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА

      А там,

                  всхлобучась на вечер чинный,

      женщины

                  раскачивались шляпой стопёрой.

      И в клавиши тротуаров бухали мужчины,

      уличных блудилищ остервенелые таперы.

      Вправо,

                  влево,

                              вкривь,

                                          вкось,

      выфрантив полей лоно,

      вихрились нанизанные на земную ось

      карусели Вавилонищ,

                  Вавилончиков,

                              Вавилонов.

      Над ними

                  бутыли,

                              восхищающие длиной.

      Под ними

                  бокалы

                              пьяной ямой.

      Люди

                  или валялись,

                              как упившийся Ной,

      или грохотали мордой многохамой!

      Нажрутся,

                  а после,

                              в ночной слепоте,

      вывалясь мясами в пухе и вате,

      сползутся друг на друге потеть,

      города содрогая скрипом кроватей.

      Гниет земля,

                  ламп огни ей

      взрывают кору горой волдырей;

      дрожа городов агонией,

      люди мрут

                  у камня в дыре.

      Врачи

                  одного

                              вынули из гроба,

      чтоб понять людей небывалую убыль:

      в