Опять Гефест свой круглый щит кует.

      Морочат нас текучие измены.

      Но мерные мужи уже не ждут Елены,

      И время Андромахи настает.

      Не женское искомое тепло,

      Не ласточками сложенные руки!

      Когда на наковальни тяжело

      Кладут мечи и близятся разлуки —

      Елена – вздор! Ахейцы спят в гробах.

      И лишь одно останется от праха,

      Как с Гектором прощалась Андромаха

      И горечь просыхала на губах.

      Отмерено добро и зло

      Весами куполов неровных,

      О византийское чело,

      Полуулыбка губ бескровных!

      Не доводом и не мечом

      Царьград был выкован и слеплен.

      Наивный варвар был прельщен

      Его коварным благолепьем.

      Не раз искусный богомаз,

      Творя на кипарисных досках,

      Его от разрушенья спас

      Изображеньем ликов плоских.

      И где пределы торжеству,

      Когда – добытую жар-птицу —

      Везли заморскую царицу

      В первопрестольную Москву.

      Как шлемы были купола.

      Они раскачивались в звоне.

      Она на сердце берегла,

      Как белых ласточек, ладони.

      И был уже неоспорим

      Закон меча в делах условных…

      Полуулыбкой губ бескровных

      Она встречала Третий Рим.

      А у женщин глаза, как ручьи

      запрокинуты в небо…

      Они лежат, как забытые вещи

      На полях,

      полных зеленого хлеба

      И убитых женщин.

      За тучами летучими,

      За горами горбатыми

      Плачет Богородица

      Над русскими солдатами.

      Плачет-заливается за тучкою серой:

      «Не служат мне солдаты правдой и верой».

      Скажет она слово —

      лист золотится;

      слезу уронит —

      звезда закатится.

      Чует осень долгую перелетная птица.

      Стояли два солдата на посту придорожном,

      ветром покрыты, дождем огорожены.

      Ни сухарика в сумке, ни махорки в кисете —

      голодно