Каким железным, скобяным товаром

      Ночь зимняя гремит по улицам Москвы,

      То мерзлой рыбою стучит, то хлещет паром

      Из чайных розовых, как серебром плотвы.

      Москва – опять Москва. Я говорю ей:

      «Здравствуй!

      Не обессудь, теперь уж не беда,

      По старине я уважаю братство

      Мороза крепкого и щучьего суда».

      Пылает на снегу аптечная малина,

      И где-то щелкнул ундервуд;

      Спина извозчика и снег на пол-аршина:

      Чего тебе еще? Не тронут, не убьют.

      Зима-красавица, и в звездах небо козье

      Рассыпалось и молоком горит,

      И конским волосом о мерзлые полозья

      Вся полость трется и звенит.

      А переулочки коптили керосинкой,

      Глотали снег, малину, лед.

      Всё шелушится им советской сонатинкой,

      Двадцатый вспоминая год.

      Ужели я предам позорному злословью —

      Вновь пахнет яблоком мороз —

      Присягу чудную четвертому сословью

      И клятвы крупные до слез?

      Кого еще убьешь? Кого еще прославишь?

      Какую выдумаешь ложь?

      То ундервуда хрящ: скорее вырви клавиш —

      И щучью косточку найдешь;

      И известковый слой в крови больного сына

      Растает, и блаженный брызнет смех…

      Но пишущих машин простая сонатина —

      Лишь тень сонат могучих тех.