Ты не ревнуй меня напрасно,

      я вижу всё в очах твоих.

      Они в смятении ужасном,

      и много грусти давней в них.

      Ты мне не веришь? Бог с тобою!

      Мне было в тыщу раз больней,

      когда я белою стеною

      была для памяти твоей.

      Ты не ревнуй меня напрасно,

      всё в этой жизни решено:

      нельзя счастливым и несчастным

      не заглянуть на дно в вино,

      ища каких-то истин смелых

      с улыбкой дерзкой палача.

      Но я была стеною белой

      и пустотой в твоих очах.

      Ты не ревнуй меня напрасно,

      я потеряла не тебя.

      В круженье космоса прекрасном

      я не могу не жить любя.

      И не могу бродить в пустыне,

      и не могу тебя искать

      когда от запаха полыни

      я во грехи могу упасть.

      И жизнь покажется прекрасной,

      как самый милый белый стих.

      Ты не ревнуй меня напрасно,

      я вижу всё в очах твоих.

      Я стал огромным перекати-полем.

      Я стал послушен бурям и ветрам.

      Мы в этой жизни ничего не стоим,

      лишь крохи тела тлеют по кострам.

      И волокут меня через погосты

      по серой обескровленной земле,

      и городов бетонные наросты

      живьём сдирают кожу на стебле.

      Лишь кто-то помянёт недобрым словом.

      А если пожалеет – невпопад.

      Бредут дороги в сумраке багровом,

      судачат судьи весело и в лад.

      И спрячет конвертируемый полдень

      никем не конвертируемый страх.

      Прелюдию для казни мне исполнит

      разбуженный прелюдиями прах.

      Но так же, словно девица, невинна

      Земля живёт, танцуя и поя,

      и розовой слюною гильотина

      забрызгивает глобус Бытия.

      Почему меня лишают жизни?

      Разве я кого-то убивал?

      Разве предавал свою Отчизну

      И страной, как шлюхой, торговал?

      У меня отняли честь и совесть,

      и желанье что-то там любить.

      А жидами порванную повесть

      я уж не смогу восстановить.

      Лить