Поставить точку – не всегда приводит к переменам.

      Бывает так, что провода провиснут, но гудят.

      Окончен бал, но всё равно цветы летят на сцену,

      И повторения чудес участники хотят.

      Тогда выходят из кулис герои, и по рампе

      Скользит софита тонкий луч, как росчерк золотой,

      Как у художников строки – вниз, по настольной лампе,

      Струится свет на чистый лист спасительной волной.

      От точки – к точке с запятой ваяется поэма,

      От запятой до запятой слагаются стихи.

      Стара, как мир, как связь времён, простая теорема:

      Бездоказательны они – признания в любви.

      Всё потому, что здесь она не проявляет волю,

      Простая точка – строчный ферзь, играет только в шах,

      На слабую исподтишка не давит музе долю,

      Но оставляет всё любви – влюблённые решат.

      Тогда поэт идёт на риск: он вообще рисковый.

      И с многоточьями строфу выкладывает в сруб.

      Читатель пробует на зуб его сонет целковый,

      Как ветер пробует свалить стоящий в поле дуб.

      Чем больше точек, тем они в своей смелее силе,

      Они, подобно наждаку, шлифуют высоту,

      Как хорошо, что этот знак в лито не отменили.

      Даёт надежду этот знак и пестует мечту.

      Я очиняю карандаш, я убеждаю грифель

      От троеточий не бежать и с силой не давить

      На точки. Пусть решает всё читатель мой и зритель,

      Пусть с многоточием любовь попробует прожить.

      Тогда последует его удачному примеру

      Весна и даже, может быть, скопирует всё в ноль,

      И многопочием пройдет по паркам и по скверам,

      Переиначив в ля-диез вчерашний си-бемоль.

      И цвет изменится в тебе на добрый и на нежный,

      И перетянут провода, и прилетят грачи.

      И проредится, наконец, души твоей валежник,

      И ты услышишь, как она божественно звучит.

      В Москве – февраль. Москва сменила цвет

      На белоснежно-перламутрово-лучистый.

      Мороз такой, что в лунно-серебристом

      И кобальт, и сирень, и фиолет.

      В Москве – февраль. Москва сменила тон,

      Взяв на пол тона выше ноту стужи.

      Теперь в угоду ранним вьюгам служит

      По-зимнему звучащий камертон.

      В Москве – февраль. Москва сменила фон:

      Теперь метели на переднем плане.

      И очень скоро снова модным станет

      Заснеженностью сотканный шифон.

      В Москве – февраль. Обыкновенный день.

      Дымки из труб до неба дотянулись,

      Скупое солнце гонит холод с улиц,

      И в переулках застывает тень.

      В Москве – февраль. Всё радует меня:

      Замёрзший пруд и, где-то с прудом рядом,

      Галдящая на горке ребятня,

      Повылезавшая с салазками из сада.

      В Москве – февраль. Пишу в конце альбома.

      Над