Летят снежинки в свете фонаря.

      Кровать, пружинки гнутся как-то зря.

      Больница, койка, темное окно.

      Девчонка Зойка смотрит все кино.

      Больные люди, сестры и врачи.

      «Все живы будем. Зойка, не ворчи».

      Снег за окошком, тихий вечерок.

      «Мы все, как кошки, а леченье впрок?»

      «Кому поможет, а кому и нет».

      Но горечь гложет. И фонарный свет.

      Свет ночует в окнах коридоров

      и больные спят среди огней,

      замолкают просьбы и раздоры.

      Ночью, что болит, еще больней.

      Тихо происходит воскрешение,

      безысходность движется волной.

      Утро. На уколы приглашение,

      и по телу пробегает зной.

      Великолепна ветка хризантемы,

      цвета: сирень и белая кайма,

      но о болезнях слышит она темы,

      как будто заболела и сама.

      Стояли рядом красные гвоздики,

      они покорны участи больных,

      и говорят: «Ты посмотри, смотри-ка,

      как будто кровь застыла наша в них».

      Обрушилась энергия пространства

      на белые огромные пласты.

      Вернулось солнце к нам из неких странствий,

      и растопило снежные холсты.

      Снег тает в темпе солнечного вальса.

      Ручей бежит, вбирая талый снег.

      А я иду по лужам на асфальте,

      где солнце оставляет мокрый след.

      Внезапность потепления отрадна.

      Морозец отступил. Бежит ручей.

      А кожа на щеках теплу так рада,

      что загорает к радости лучей.

      И ты как снег явился и растаял,

      тепло твое осталось лишь со мной,

      иль это мои мысли вновь витают,

      и танец солнца этому виной.

      Весне скажу спасибо, как и солнцу,

      за чудо возрождения земли!

      Но вдруг все подморозило, и солью

      с песочком вместе под ноги мели.

      Розы, розы, розы на столе,

      сильные вишневые бутоны.

      Можно чудо вырезать в свекле,

      только неживые в сердце тоны.

      Побеждает прелесть свежих роз,

      жаль, такая молодость мгновенна.

      Горделивость роз их милых поз,

      уступает вялости посменно.

      То одна поникнет головой,

      в лепестках ее возникла сухость,

      это так природа манит в бой,

      и казнит за срезанную глупость.

      Пять красавиц роз стояли в вазе.

      У одной засохли лепестки,

      стебель у второй согнулся в джазе,

      третья – почерневшие листки.

      У четвертой? В меру осторожно

      держится и вянет лишь чуть-чуть.

      Пятая красавица, все можно,

      все