Нашёл я оброненный в августе ножик!

      Где кучу порезанных шляпок и ножек

      Оставил, корзину свою перебрав.

      Там нету ещё ни грибов и ни трав,

      Но все обозначились наши дорожки!

      А в погребе тесно проросшей картошке,

      Как в теле слежавшемся тесно душе.

      (Но это – про душу – банально уже)

      И скоро народы пойдут в огороды!

      Мужчина вонзает лопату в породу,

      Жена его роется в прошлой ботве,

      А дети картошку бросают – по две.

      Но бабка следит и ругает лентяев —

      Мол, дедушка не был таким вот слюнтяем,

      Мол, вот был хозяин – в дому, в гараже.

      (Но это – про дедушку – грустно уже)

      И будет огромное светлое лето!

      Приклеит деревни река изолентой

      К бескрайнему лесу, покосам, полям —

      И жизнью наполнится наша земля.

      Хоть полнится смертью… А в августе бабку

      Мы следом за дедом схороним. И зябко

      Так станет в осеннем дожде на душе.

      (И это – про осень – понятно уже)

      Скучно тащится по Каме

      Теплоходик с пермяками.

      Ветер морщит гладь реки,

      Замерзают пермяки.

      А по берегу, по Каме,

      Пьянь гуляет с кулаками —

      И сжимает кулаки,

      Дураками дураки.

      То ли дамы с господами,

      То ли бабы с мужиками,

      Тоже ходят вдоль реки,

      Поправляя парики.

      Дети бегают по Каме

      С разноцветными шарами.

      Ветер морщит гладь реки,

      Шарик рвётся из руки…

      Если вечером над нами

      Вдруг прокатится цунами —

      То останутся на Каме

      Только шарик с облаками.

      Посередине года – солнце.

      А по краям – снега, снега…

      Год – наподобие колодца

      В душе. Белеют берега.

      Позёмки стылые струятся

      И пеленают сонный взгляд.

      И остаётся потеряться —

      Там, где июльские горят

      Часы, минуты и секунды,

      Где пепел улетает вверх

      И укрывает снега груды —

      И тает снег.

      Ни разу не слышал свирели. Свирели

      Как будто бы в небе весеннем дрожали.

      Свирели как будто бы разоружали,

      А мы как по нотам – зверели. Зверели

      В бессильной тоске по покою,

      Зверели как следствие собственной смерти.

      Свирели срывались, сверлили как смерчи,

      Я верил во что-то такое – такое,

      Что тоже зверел, поднимаясь по нотам

      К весеннему небу, как будто впервые.

      Стараясь меж выдохами в перерыве

      Вцепиться хотя бы в кого-то, в кого-то.

      Летняя прохлада,

      Оттепель зимой…

      Нам так мало надо:

      Небо над землёй

      И