Отношения выяснялись им всегда одинаково: прав он был, не прав – в момент наливался дурной бешеной кровью и начинал орать так, что противопоставить такому напору оставалось только одно. А именно – махнув рукой, пойти прочь. Все соседи тихо его ненавидели, потому что громко ненавидеть не представлялось возможным – переорать его мог разве что Жириновский (и то в молодые годы), а вот перестать уважать себя после стычки – запросто. Не драться же с ним, в самом деле! Тем более у него имелась двустволка, а хватит ли у новоиспечённого мироеда, при таком бешеном темпераменте, терпежу не пустить в ход своё ружьё – таким вопросом не задавался никто. Всё было понятно и без вопросов.

      Вот таким он жил, Козолупов. Но со всем этим своеобразием характера и особенностей его проявлений лично я мог мириться – и мирился – по одной простой причине. Благодаря оному задержавшемуся в мире натурального хозяйства «кулаку-мироеду» наша деревня не скатывалась окончательно в сугубо городскую жизнь – по утрам нас будили петухи, наша детвора имела счастье видеть – и общаться – с живыми, а не «тивишными» – животными, наблюдать их жизнь. Да и вообще…

      Вообще – это я том, что человек, отрезаемый урбанизацией от живой природы, теряет что-то такое важное, большое, исконное… Ну вот, скажем, люди думают, что они – сами по себе, а животные, растения – сами по себе. Чёрта с два. И животные, и растения – они участвуют в нашей жизни гораздо глубже, чем мы можем себе представить. Они наблюдают за нами со стороны, они разговаривают с нами, они слушают нас и даже – понимают! В чём-в чём, а в этом я убедился лично.

      Расскажу. Отправился я однажды летом искупаться в озере. Иду себе такой расслабленный, умиротворённый, с полотенцем через голое плечо, в одних купальных шортах. Вижу – на дороге лежит мёртвая ворона. А надо сказать, Козолупов периодически постреливал в птиц, когда они особенно начинали наглеть на скотном дворе и донимать своим шумом-гамом. Ну и вот, одна из жертв такой профилактики, похоже, лежала у меня на пути. Я постоял, мысленно поругался («Ну вот, ещё одна! Ну уж коли стреляешь, так подбирай убиенных»). Решил – отнесу птицу к его двору, положу у ворот. Немым, так сказать, укором. Взял несчастную за крыло, сделал два шага, и вдруг – откуда только взялись, целая стая ворон прямо у меня над головой. Как будто из воздуха материализовались! И ну круги надо мной нарезать, всё ниже, ниже опускаются. Япрямо испугался – настолько серьёзно всё завертелось. Никогда ещё птицы таких каруселей в мою честь не раскручивали. Ну, думаю, сейчас ка-ак спикируют, да ка-ак клювами-то своими начнут мне по башке давать, да когтями своими как примутся когтить! Встал я, будто вкопанный,