ДеньГа. Книга странствий человеков в людском море. Семивэл Семивэл
Читать онлайн книгу.
Денежные переводы осуществлялись с помощью векселей, которые выдавали соляные конторы.
В условиях, когда в России быстро расширялись масштабы торговли и товарообмена, соляные конторы прививали купеческому сословию доверие к государственным ценным бумагам, которые можно было без особого труда обратить в звонкую монету и обратно. Таким образом,«соляные векселя» явились прямыми предшественниками российских бумажных денег, а сеть соляных контор, можно сказать, породила в будущем банковскую систему.
9 руб. 50 коп. Любава хочет ребёнка
… И у всего кругом только одно на уме –
просто идёшь по полю или лесу, а всяк
норовит опылить, осеменить. Все носки
в семенах травы.
(Михаил Шишкин. «Письмовник»)
– …Любава, милая, не тряси ты меня, как дачник грушу. И не обижайся. Тут такие дела закручиваются.
– Каки-таки дела? – разволновалась Любава. – Мы же договаривались книгу нашу заново прочесть. Думаешь, мне это надо? Да я всю её, до буковки, до запятой помню! Все её литерки в моём кареточном валике навек отпечатались. Даже те, что ты забраковал и вычеркнул. Или замазал. И даже те, что целыми листами скомкал и в корзину выкинул. А у меня все варианты, все знаки и буковки – до единой! – в моей резиновой памяти сохранились. О как! Ваша же человеческая память по сравнению с нашей – такая несовершенная. Так что мне перечитывать не надо – это тебе надо, о, мой повелитель! Для тебя стараюсь!
– Зачем? Ну вот скажи мне – зачем мне это вдруг понадобилось?
– Затем! Вот чувствую… Да что чувствую – знаю! Вылежалась вещь. Пришло её время. Типография зовёт!
– Ну а ты-то что так волнуешься?
– Как – что? – изумилась Любава. – Как – что?! А ты как думаешь – мне не обидно? Столько долбил по мне. Всю издолбил! Печатал. Перепечатывал. Печатал. Допечатывал. Столько труда. Столько мучений. А я не железная!
Тут не захочешь, а расхохочешься.
– Ну да, смейся, смейся… Я не только железная, хотела я сказать. Я – композитная! Во мне, кроме железа, и пластмасса есть, и резина. И душа, между прочим, тоже есть! И болит она у меня не меньше, чем у вас, человеков! Я, может, ребёнка хочу…
– Чего-о-о?
– Да, ребёнка! Для нас, пишущих машинок, напечатанная на нас рукопись – как выношенный плод для вашей, человеческой женщины. Я, значит, выносила его – и уже двадцать шесть лет жду, когда ребёнок, книга то есть, родится. Получается, всё было напрасно? Твои творческие муки. Наши общие с тобой производственные. Наши с тобой муки! Нет, не согласная я!
– Конечно, ты у меня – гласная, – рассмеялся я и погладил машинку по пластмассовому боку. – Вон как заголосила!
– Да! Мой глас – глас Божий! Ты что же думаешь, попользовал меня – и… и в кусты?!
– Фи, милая! Что за лексика! Ты ещё скажи, поматросил…
– Ой!.. Да, прости, мой повелитель… Вырвалось. И откуда это у меня? Вроде в нашем романе такого