Из сарматских степей возвращался легат,

      Он не видел давно Pax Romana;

      Голубые меха, и янтарь, и агат

      Были даром Царей-наркоманов.

      «Собираются вместе под сводом шатра

      И бросают зелёное зелье

      На горячие камни, на угли костра,

      И в дыму продолжают веселье».

      «Будь спокоен, о Август! Радей об одном:

      Мир в Империи долго продлится,

      Если будешь ты слать караваны с вином

      На Дунай, где степная граница».

      На Сицилии, в тени оливковых рощ,

      Удалившись от Рима и власти

      Опочил мой легат, а Империи мощь

      Уменьшалась, при смене династий.

      «Я слыхал, что Аттила не любит вина.

      Оттого, что сильней опьяняет война».

      Но есть и новые миры:

      Они отмечены, наверно,

      Разломами земной коры

      И извержением инферно

      Где вырождающихся рас

      Сонм баснословных культов рабских —

      Туда иду я, как Леграсс,

      Среди разнузданных, арабских

      Наркоторговцев, до поры

      Рассеянных – без общей цели

      И населяющих миры

      Мультикультурного Марселя,

      Где, знаю, демон войн покинет свой

      Приют постылый, многовековой.

      Вослед шипели: «Гордячка…»

      Евдокия – дочь горняка и сама горнячка

      обушком по-изотовски,

      оставляя в земле полости,

      на-гора поднимала гору,

      поднимала город

      с колен, на которые он не стал.

      За кварталом квартал, за кристаллом кристалл.

      «Крепи, – кричит Королёва-мать, —

      мы крепки, нас никому не взять,

      не размазать оземь, мы и есть земля,

      земля Шубина, земля чёрного короля!»

      Под косынкой косы – чёрное серебро.

      Евдокия – не женщина, не косточка, не ребро.

      Евдокия сама по себе хребет.

      Говорила так: «Пашка-то наш поэт,

      остальные рифмуют, но не до мяса и позвонков,

      а у Иванова гляди, как отскакивает от зубов.

      Не вешай нос, лампонос, прославишься через век,

      будет время другой войны, будет в розах снег,

      но уголь во все времена чернее чёрного, сам мрак.

      Что стоишь и топчешься, заходи в барак!»

      А в бараке свет изо всех щелей

      да углы, что всех углов углей,

      уголёк потрескивает в печи.

      Сколько же в Донбассе ещё будет сволочи.

      Осторожно, двери закрыты, водитель сосредоточен,

      пассажиры смотрят в окна, как убегают обочины.

      С шакальей улыбкой миномётчик выпустит мину,

      громко крикнет «За Україну!»

      Раньше за Украину пили, закусывали, а теперь убивают,

      миномётчик улыбается миномёту, говорит: «Баю-баю…»

      Спите, суки, босоногие сепары, русские пропагандоны,

      а