В зоологических садах орлы,

      В тяжелых кольцах, сонные летают,

      С прута на ветку – будто со скалы —

      Перелетят и снова засыпают.

      Как мне скучна их царская краса

      И декорации глухой печали,

      И пар над Альпами, и небеса,

      Что раздираемых ягнят видали!

      Я маленькую птицу, воробья,

      Поймаю в клетку, напою водою.

      Пусть он чирикает, поет. А я

      Окошко разноцветное раскрою.

      Так тихо поезд подошел,

      Пыхтя, к облезлому вокзалу,

      Так грустно сердце вспоминало

      Весь этот лес и частокол.

      Все то же. Дождик поутру,

      Поломанные георгины,

      Лохмотья мокрой парусины

      Все бьются, бьются на ветру,

      А на цепи собака воет,

      И выбегает на шоссе…

      Здесь, правда, позабыли все,

      Что было небо голубое.

      Лишь помнит разоренный дом,

      Как смерть по комнатам ходила,

      Как черный поп взмахнул кадилом

      Над полинявшим серебром.

      И сосны помнят. И скрипят,

      Совсем как и тогда скрипели, —

      Ведь к ночи ранние метели

      Уж снегом заметали сад.

      Так беспощаден вечный договор!

      И птицы, и леса остались дики,

      И облака, – весь незапевший хор

      О гибели, о славе Эвридики.

      Так дни любви обещанной прошли!

      Проходят дни и темного забвенья.

      Уже вакханок слышится вдали

      Тяжелое и радостное пенье.

      И верности пред смертью не тая,

      Покинутый, и раненый, и пленный,

      Я вижу Елисейские поля,

      Смущенные душою неблаженной.

      Как трудно вечером дышать

      И думать! И ночами тоже,

      Когда чугунная кровать

      Совсем на катафалк похожа.

      А в комнатах, во тьме ночной

      Какая тишина! Ты слышишь, —

      Лишь за шкафами, под стеной

      Скребут отравленные мыши.

      Слабея, с ядом на зубах,

      Грызут зеленые обои…

      Я только слушаю. Но страх

      Мне тоже не дает покоя.

      И так всегда. Встаю тайком,

      Иду скрипучими шагами

      К окну, – и вижу за стеклом

      Простое розовое пламя.

      И страшно грустно, близко, тут,

      Под окнами проходит пенье, —

      То братья бедные бредут

      На Волково успокоенье.

      Ведь только тюльпана упал цветок,

      Лишь белой луной засветились плиты, —

      – Быть может, сюда не входил никто,

      Но завтра