Позади кровавая расправа.

      Линч во имя верховенства права.

      Торжество тюремного закона

      над могилой бедных заключённых.

      Что же? Разве Эдисон придумал

      схему электрического стула?

      Разве сердце Линкольна народу

      пожелать могло бы несвободы?

      Разве Уитмен черпал вдохновенье

      в том, что совесть предана забвенью?

      Нет и нет! Не братья Вашингтона

      обрастали жиром миллионов.

      Не достойна Твена или Фаста

      эта обесчещенная каста:

      по её вине поля горели,

      на позор истории, в Корее,

      как в издёвку, всякий раз торговля

      нефтью оборачивалась кровью.

      Не народ свои авиабазы

      разбросал по миру как заразу.

      Но на месте подлости безликой

      новая Америка возникнет,

      и не будет уголка на карте

      мира для разбойников Маккарти,

      на глазах трудящегося класса

      возродится единенья раса

      благородных новых поколений,

      словно тех двоих казнённых тени.

      Я б хотел, чтоб звезда ранняя

      сыграла мне ораторию,

      чтоб небесной музыки манна

      кормила меня – историей.

      Стихи не обязаны быть логичны,

      они должны быть прекрасны...

      Давайте поплачем, похнычем,

      можно и постонать нам.

      Я хочу петь, петь, петь —

      всего себя вопреки соловьям

      раздать,

      ни дать, ни не дать не уметь —

      плыть в никуда.

      Я не ведал, что радость рядом —

      тронуть рукою,

      я не знал, что довольно взгляда —

      прекрасное предо мною,

      что внезапно так может случиться:

      вспышка молнии —

      и ничего не надо, пусть длится

      жизнь, чудесами полная,

      что смогу влюбиться так страстно,

      хоть на излёте жизнь,

      и что может всё оборваться —

      вспышкой молнии, прянувшей ввысь.

      Кабы я был луной,

      расстался бы с жизнью хмельной,

      светил бы постоянно —

      и трезвым, и пьяным,

      пьяным – во всю силу,

      трезвым – вполсветила.

      Говорят, что звоню я нередко

      в неподходящую пору.

      Ну, а если моя соседка —

      смерть? А что, если скоро?

      Груз этих дней бесконечных

      сбросить бы можно было...

      Так нет же! И день изувечен,

      и все, что видишь, не мило.

      Окно бы открыть? Не нужно,

      не стоит и не поможет...

      Крик пьяниц... Голос недужный...

      Ничто не поможет... А все же?

      И снова бегу к телефону,

      прошу любви и прощенья.

      Не хочу утонуть я, как тонут

      потерпевшие кораблекрушенье.

      Цветов увядшая груда.

      Одиночество.