Ты так (!) любил в ту ночь, как никогда:

      Беспамятно, бесстыдно, безрассудно!

      Как будто знал: уходишь навсегда

      И дату знал – носил с собой подспудно.

      Я признавалась в каждый мой приезд:

      Ты мог вскочить совсем не в тот троллейбус,

      Сойти на остановке, где разъезд

      Развёл бы нас, как горизонты глобус.

      Не захотеть найти меня в стенах,

      Тебе и мне столь близких и желанных,

      Не разглядеть в толпе на островах

      В потоке лиц – и ярких, и жеманных…

      Себя представить даже не могу

      Я без тебя в те лета золотые.

      И как жива осталась в том году —

      Об этом скажут волосы седые

      В мои неполных тридцать сочных лет…

      Как обломала крылья мне судьбина!

      Оставила несломленным хребет —

      Ведь я была тобою так любима!

      Я тебя не разглядела до конца.

      Мне для этого понадобились годы…

      Без участья третьего лица

      Я б не знала, что мы антиподы (?)…

      Без участья третьих «добрых» лиц,

      Запряжённых в блок вуайеризмом,

      Не прочла б исписанных страниц,

      Вырванных из жизни катаклизмом…

      На ходулях – острых каблуках —

      Прошагала б к острию карьеры.

      Словно Старый Томас, на ветрах

      Головой крутила бы без меры…

      И, как деловая стрекоза,

      Крыльями махала бы и пела…

      И не разглядела б до конца,

      Что в судьбе сокровище имела!

      Утонули ножки

      В желтизне листвы

      Парковой дорожки.

      Не видны следы

      Тех скамеек брошенных,

      Где в лучах Гекаты

      У кустов взъерошенных

      Целовал меня ты,

      Где шептал на ушко:

      «Будь женою мне,

      Другом, не игрушкой,

      Солнцем в светлом дне».

      Предложил мне руку —

      Приняла кольцо…

      До сих пор на сердце

      Грею письмецо…

      Уж не буду плакать

      Над судьбой своей,

      А приду к скамейке,

      Посижу на ней…

      Падаю с той высоты,

      куда обречённо ползли поневоле,

      в беспутность, на дно суеты,

      в морщины земли… Измождённое поле

      голёхонько… А седина

      стерни прикрывает небритой щетиной

      каверны и язвы; она

      не мудрствует шелестом силы интимной.

      Над нею кружит хоровод

      слабеющих в небе сияний зарницы,

      как