Это счастье быть вечно наивным, зеленым,

      Быть доверчивым и до смешного влюбленным

      И смотреть заколдованно вслед…

      И, тебя не догнав, на пороге топтаться.

      Кто вовек не отплясывал этого танца,

      Тот не знает, что старости нет…

      Вы говорите – Дон Кихот?..

      Но раз такое вдруг замечено,

      Мой Санчо Панса будет женщина…

      И с ней отправлюсь я в поход.

      Что озираешься с тоской,

      Печальный рыцарь – род мужской?

      Опоры нет? Судьба изменчива?..

      Да. Как ни вечен книги след,

      Но в прозе жизни Санчо нет…

      А если есть, то это – женщина.

      Она сказала: «Что за цирк без риска?..

      Тоска в благополучии таком».

      Поверившую в жребий свой артистку

      Работать с сеткой обязал местком.

      Но то, что лишь опасностью чревато,

      Рождает артистический задор,

      Все то, чем раскалялся гладиатор,

      Все то, чем заряжен тореадор, —

      Все своего достигнет апогея,

      Когда на риск имеешь ты права.

      Здесь просто надо стать Хемингуэем,

      Здесь не помогут громкие слова.

      Все высшее работает без сетки

      И презирает в творчестве покой.

      Верните риск! – и станут руки цепки.

      А ты, поэт, ошеломляй строкой!

      Любовь впервые. Ты в оцепененье.

      Ты в слове нерешителен и скуп.

      Но миг еще —

                     и в пропасть объясненья

      Отчаянно твой стих слетает с губ.

      И начал главный режиссер: «Опасно

      В военных сценах сеять только страх…»

      А сам подумал: «Да, она прекрасна…

      Недостижима, хоть и в двух шагах…»

      Завлит сказал о том, что сцена казни

      Запомнится сильней батальных сцен…

      И понял вдруг: строга, а чем-то дразнит,

      Вот хоть бы на день мне попалась в плен…

      А режиссер второй спросил: «Не слишком

      Мы увлеклись приемами кино?..»

      И рассудил: «Ох, было бы нелишне

      Жениться бы на ней давным-давно…»

      Но ничего не говорил четвертый.

      Не строил планов. Не искал побед.

      Он был от восхищенья полумертвым.

      Он просто погибал. Он был – поэт.

      И женщина решила: «Недалекий,

      Ты ищешь смерти?.. Так тому и быть!..»

      Ведь не считали римлянки жестоким

      Повергнутого до конца добить.

      Был уверен: уже ничего не вернуть,

      И решил: что мудрить?

                                     Только в старость мой путь.

      Так решил: хватит. Молодость