«Так надо…» – он вослед не удержался.

      «Так надо…» – говорили – я сражался.

      «Так надо» – я учился по складам.

      «Так надо» – строил, не прося награды.

      Но если лгать велят, сказав: «Так надо!»

      и я солгу —

                          я сам себя предам.

      И я, рубя с размаху ложь в окрошку,

      стоял за Федосеева Алешку

      на партактиве, как под Сивашом.

      Плевал я, что мой шеф не растерялся

      и рьяно колокольчиком старался,

      и яростно стучал карандашом.

      Я вызван был в Ташкент. Я думал – это

      для выясненья подлого навета.

      Я был свиреп. Я все еще был слеп.

      Пришли в мой номер с кратким разговором

      и увезли в фургоне, на котором

      написано – как помню – было «Хлеб».

      Когда меня пытали эти суки,

      и били в морду, и ломали руки,

      и делали со мной такие штуки —

      не повернется рассказать язык! —

      и покупали: «Как насчет рюмашки!» —

      и мне совали подлые бумажки,

      то я одно хрипел: «Я большевик!»

      Они сказали усмехнувшись: «Ладно!» —

      на стул пихнули, и в глаза мне – лампу,

      и свет меня хлестал и добивал.

      Мой мальчик, не забудь вовек об этом:

      сменяясь, перед ленинским портретом,

      меня пытали эти суки светом,

      который я для счастья добывал!

      Мы лес в тайге валили, неречисты,

      партийцы, инженеры и чекисты,

      начдивы… Как могло такое быть?

      Кого сажали, знали вы, сексоты?

      И жуть брала, как будто не кого-то,

      а коммунизм хотели посадить.

      Но попадались, впрочем, здесь и гады…

      Я помню, из трелевочной бригады

      «мой шеф» в лохмотьях бросился ко мне.

      А я ему ответил не без такта:

      «Мне партия дороже дружбы. Так-то!»

      Он с той поры держался в стороне.

      Я злее стал и в то же время мягче.

      Страданья просветляют нас, мой мальчик,

      и помню я, как, сев на бурелом,

      у костерка обкомовец свердловский

      Есенина читал нам, про березки,

      и я стыдился прежних слов о нем.

      Война… Я помню, шибко Гитлер начал…

      Но, «враг народа», – для победы нашей

      я на Кавказе строил ГЭС опять.

      Ее в скале с хитринкой мы долбили,

      и «хейнкели» ночами нас бомбили,

      но не могли, сопливые, достать.

      Вокруг, следя, конвойные стояли,

      но ты не понимал, товарищ Сталин,

      что, от конвоя твоего вдали,

      тобой пронумерованные зэки,

      мы шли через моря и через реки

      и до Берлина с армией дошли.

      «Врагом народа» так же оставаясь,

      я строил ГЭС на Волге, не сдаваясь.

      Скрывали нас от иностранных глаз.

      А мы рекорды били. Мы плевали,

      что не снимали нас, не рисовали

      и