На древе человечества высоком

       Ты лучшим был его листом,

      Воспитанный его чистейшим соком,

      Развит чистейшим солнечным лучом!

       С его великою душою

      Созвучней всех, на нем ты трепетал!

      Пророчески беседовал с грозою

      Иль весело с зефирами играл!

      Не поздний вихрь, не бурный ливень летний

      Тебя сорвал с родимого сучка:

      Был многих краше, многих долголетней

      И сам собою пал – как из венка!

      С горы скатившись, камень лег в долине.

      Как он упал? Никто не знает ныне —

      Сорвался ль он с вершины сам собой,

      Иль был низринут волею чужой?

       —

      Столетье за столетьем пронеслося:

      Никто еще не разрешил вопроса.

      О арфа скальда! Долго ты спала

      В тени, в пыли забытого угла;

      Но лишь луны, очаровавшей мглу,

      Лазурный свет блеснул в твоем углу,

      Вдруг чудный звон затрепетал в струне,

      Как бред души, встревоженной во сне.

      Какой он жизнью на тебя дохнул?

      Иль старину тебе он вспомянул —

      Как по ночам здесь сладострастных дев

      Давно минувший вторился напев,

      Иль в сих цветущих и поднесь садах

      Их легких ног скользил незримый шаг?

      Я лютеран люблю богослуженье,

      Обряд их строгий, важный и простой, —

      Сих голых стен, сей храмины пустой

      Понятно мне высокое ученье.

      Не видите ль? Собравшися в дорогу,

      В последний раз вам Вера предстоит:

      Еще она не перешла порогу,

      Но дом ее уж пуст и гол стоит, —

      Еще она не перешла порогу,

      Еще за ней не затворилась дверь…

      Но час настал, пробил… Молитесь богу,

      В последний раз вы молитесь теперь.