Не упрекай, что я смущаюсь,

      Что я минувшее принес

      И пред тобою содрогаюсь

      Под дуновеньем прежних грез.

      Те грезы – жизнь их осудила —

      То прах давнишних алтарей;

      Но их победным возмутила

      Движеньем ты стопы своей.

      Уже мерцает свет, готовый

      Все озарить, всему помочь,

      И, согреваясь жизнью новой,

      Росою счастья плачет ночь.

      Нет, даже не тогда, когда, стопой воздушной

      Спеша навстречу мне, улыбку ты даришь

      И, заглянув в глаза, мечте моей послушной

      О беззаветности надежды говоришь, —

      Нет, чтобы счастию нежданному отдаться,

      Чтобы исчезнуть в нем, спускаяся до дна,

      Мне нужно одному с душой своей остаться,

      Молчанье нужно мне кругом и тишина.

      Тут сердца говорит мне каждое биенье

      Про все, чем радостной обязан я судьбе,

      А тихая слеза блаженства и томленья,

      Скатясь жемчужиной, напомнит о тебе.

      Кляните нас: нам дорога свобода,

      И буйствует не разум в нас, а кровь,

      В нас вопиет всесильная природа,

      И прославлять мы будем век любовь.

      В пример себе певцов весенних ставим:

      Какой восторг – так говорить уметь!

      Как мы живем, так мы поем и славим,

      И так живем, что нам нельзя не петь!

      Ночь и я, мы оба дышим,

      Цветом липы воздух пьян,

      И, безмолвные, мы слышим,

      Что́, струей своей колышим,

      Напевает нам фонтан.

      – Я, и кровь, и мысль, и тело —

      Мы послушные рабы:

      До известного предела

      Все возносимся мы смело

      Под давлением судьбы.

      Мысль несется, сердце бьется,

      Мгле мерцаньем не помочь;

      К сердцу кровь опять вернется,

      В водоем мой луч прольется,

      И заря потушит ночь.

      О, как волнуюся я мыслию больною,

      Что в миг, когда закат так девственно хорош,

      Здесь на балконе ты, лицом перед зарею,

      Восторга моего, быть может, не поймешь.

      Внизу померкший сад уснул, – лишь тополь

                                                              дальный

      Все грезит в вышине, и ставит лист ребром,

      И зыблет, уловя денницы блеск прощальный,

      И чистым золотом и мелким серебром.

      И верить хочется, что все, что так прекрасно,

      Так тихо властвует в прозрачный этот миг,

      По