Два мира властвуют от века,

      Два равноправных бытия:

      Один объемлет человека,

      Другой – душа и мысль моя.

      И как в росинке чуть заметной

      Весь солнца лик ты узнаешь,

      Так слитно в глубине заветной

      Все мирозданье ты найдешь.

      Не лжива юная отвага:

      Согнись над роковым трудом —

      И мир свои раскроет блага;

      Но быть не мысли божеством.

      И даже в час отдохновенья.

      Подъемля потное чело,

      Не бойся горького сравненья

      И различай добро и зло.

      Но если на крылах гордыни

      Познать дерзаешь ты как бог,

      Не заноси же в мир святыни

      Своих невольничьих тревог.

      Пари всезрящий и всесильный,

      И с незапятнанных высот

      Добро и зло, как прах могильный,

      В толпы людские отпадет.

      Я в жизни обмирал и чувство это знаю,

      Где мукам всем конец и сладок томный хмель;

      Вот почему я вас без страха ожидаю,

      Ночь безрассветная и вечная постель!

      Пусть головы моей рука твоя коснется

      И ты сотрешь меня со списка бытия,

      Но пред моим судом, покуда сердце бьется,

      Мы силы равные, и торжествую я.

      Еще ты каждый миг моей покорна воле,

      Ты тень у ног моих, безличный призрак ты;

      Покуда я дышу – ты мысль моя, не боле,

      Игрушка шаткая тоскующей мечты.

      Не тем, Господь, могуч, непостижим

      Ты пред моим мятущимся сознаньем,

      Что в звездный день твой светлый серафим

      Громадный шар зажег над мирозданьем

      И мертвецу с пылающим лицом

      Он повелел блюсти Твои законы,

      Все пробуждать живительным лучом,

      Храня свой пыл столетий миллионы.

      Нет, Ты могуч и мне непостижим

      Тем, что я сам, бессильный и мгновенный,

      Ношу в груди, как оный серафим,

      Огонь сильней и ярче всей Вселенной.

      Меж тем как я – добыча суеты,

      Игралище ее непостоянства, —

      Во мне он вечен, вездесущ, как Ты,

      Ни времени не знает, ни пространства.

      Проснулся я. Да, крышка гроба. – Руки

      С усильем простираю и зову

      На помощь. Да, я помню эти муки

      Предсмертные. – Да, это наяву! —

      И без усилий, словно паутину,

      Сотлевшую раздвинул домовину

      И встал. Как ярок этот зимний свет

      Во входе склепа! Можно ль сомневаться? —

      Я вижу снег. На склепе двери нет.

      Пора домой. Вот дома изумятся!

      Мне парк знаком, нельзя с дороги сбиться.

      А как он весь успел перемениться!

      Бегу. Сугробы. Мертвый лес торчит

      Недвижными ветвями в глубь эфира,

      Но ни следов, ни звуков. Все молчит,

      Как