64 Мой грязный грех – обжорство, бог мамон.

      Известен я под именем Чиакко[29]

      И за порок обжорства осужден

      67 Томиться под дождем в жилище мрака.

      На эту казнь, за тот же самый грех

      Не я один здесь осужден, однако:

      70 Приговорили к казни этой всех

      Отверженных, что вкруг меня теснятся».

      И после слов и после жалоб тех

      73 Умолкла тень. «Чиакко, удержаться

      Нельзя от слез, – я вновь проговорил, –

      Твои страданья видя… Может статься,

      76 Ты будущность Флоренции открыл:

      Скажи, что с этим городом случится?

      Иль нет людей там праведных? Иль пыл,

      79 Пыл мятежей в нем ввек не прекратится?»

      И призрак отвечал мне: «Вновь и вновь

      Мятеж за мятежом там разразится,

      82 И долго будет литься граждан кровь.

      Сперва Лесные[30] сделают восстанье,

      С насилием изгнав своих врагов;

      85 Продолжится три года ликованье, –

      Потом падут Лесные, наконец,

      И гордость Черных, после испытанья,

      88 Поднимет, ими вызванный, пришлец[31].

      И долго над врагом своим кичиться

      Там станет победитель, как боец,

      91 Который угнетенья не стыдится.

      Два праведника только там живут[32],

      Но их народ не знает, не боится.

      94 Три страшных искры сердце граждан жгут:

      Гордыня, зависть и любостяжанье».

      Он замолчал, но я заметил тут:

      97 «Тень бедная, прерви свое молчанье

      И отвечай, хоть речь тебе тяжка:

      Где Фарината? Местопребыванье

      100 Где Рустикуччи, Арриго, Моска,

      Тегьяйо[33]? В мире добрыми делами

      Они известны были. Иль горька

      103 В Аду их участь, или Небесами

      Дарована теперь им благодать

      И мир овладевает их сердцами?

      106 Так где ж они? И как мне их узнать?»

      Чиакко мне сказал: «Искать их надо

      Не в Небесах, – там их не отыскать, –

      109 Но ниже, в глубине подземной Ада, –

      Ты встретишь их, когда сойдешь туда,

      В числе теней: прощенье и пощада

      112 Им неизвестны будут никогда.

      Прошу тебя: из этих мест унылых,

      Когда вернешься к людям ты, тогда

      115 Им обо мне напомни… Я не в силах

      Вновь говорить. Дождь жжет сильней огня…»

      Его глаза, – темно в них, как в могилах, –

      118 Перекосились вдруг; он на меня

      Взглянул и снова низко опустился

      В среду слепцов[34], чело свое склоня.

      121 «Пока, трубя, архангел не явился,

      Пока Судья Небесный не сойдет», –

      Сказал поэт, – и сильно я смутился:

      124 «Казня