Твоих фанатов пёстрая среда

      рвалась услышать в те глухие годы,

      когда гонений била череда,

      стихи вольнонаёмника свободы.

      За свободолюбие твоё

      как тебя клевало постоянно

      пакостных зоилов вороньё,

      и душили сук партийных кланы.

      Но особо горькою была

      история, ударившая сильно

      по самолюбью, ибо «Купола» —

      песня, что написана для фильма

      друга закадычного – Митты, —

      хороша донельзя и поныне…

      Как же был разбит обидой ты,

      что ей места не нашлось в картине.

      Этого всего я знать не знал,

      видя популярность, обожанье

      и восторгов неуёмный шквал,

      что тебя повсюду окружали.

      Понял я, как стало нелегко

      жить тебе в стране недозволений,

      как недоуменье велико

      у Марины от запретных рвений.

      И ещё я понял, что у вас

      отношенья близятся к разладу,

      ибо выраженье её глаз

      выдавало скрытую досаду —

      прилетела на три дня всего,

      а супруг на целый день исчезнул,

      будто бы важнее для него

      не она, а с другом парить чресла…

      После незабытой встречи той

      мы ушли на прежние орбиты,

      и, вернувшись было к нам с тобой,

      связь исчезла тихо, без обиды.

      Каждый гнал коней своим путём

      в плену безмолвья парадигмы ада,

      чей извечно сонный окоём

      пробуждался хрипотцою барда.

      Промелькнувших лет калейдоскоп…

      На былого переосмысленье

      натолкнул досадный, как озноб,

      дифирамбов хор в твой день рожденья.

      Я приглушаю звук, чтоб сей шабаш

      не делал из тебя персону хайпа…

      Мне вскрыл вновь мир полузабытый наш

      воспоминаний беспощадный скальпель.

      И замять времени отчаянно слаба,

      как вьюга снежная перед весной грядущей,

      и песен заповедная судьба

      окажется не раз вновь в самой гуще

      дней наших, что слагаются в года,

      сим ходом лет стремясь печально ранить …

      Мне память всколыхнула, как дуда,

      январских дней бушующая замять…

      Твоя жена, разбитая судьбой,

      однажды, после твоего ухода

      сказала, что контужена тобой

      на все её оставшиеся годы.

      Вновь слышу грустный – и не без причин —

      Марины голос, боль её и муку:

      «Тебе Господь бесценный дар вручил,

      ты ж, как босяк, сей Божий дар профукал…»

      Сказать могла такое лишь она,

      спасавшая тебя не раз из ада,

      и ей одной лишь ведома цена,

      что предъявила жизнь с тобою рядом.

      Её обиду можно объяснить,

      а эту фразу бросила обида,

      та, женская, когда любви их нить

      измен узлами вся была увита.

      Открылось это всё уже