Страшный натюрморт,

      Пахнущий тюрьмой.

      Снятся злые сны:

      Нету мне весны,

      Добрые глаза

      Зло по мне скользят…

      Милые глаза,

      Годы взять нельзя

      Назад!..

      Всё в себе губя,

      Все-таки любя,

      Призрачно живу,

      Как не наяву.

      Есть жена и дом,

      Добытый трудом.

      Только мне страшна

      Сонная тишина.

      Настольной лампы матовая стылость,

      Пригоршни дождика стучат в окно…

      Неделя – как со мною ты простилась,

      А кажется давно, давно, давно.

      Ото всего спасенье есть – работа.

      Я от тебя хочу спастись, мой друг,

      Работой, невзирая на дремоту,

      Работой, невзирая на недуг.

      Работой, в лихорадке, в наступленье

      На всё, что точит и мельчит меня,

      Что ставит перед жизнью на колени,

      Гася остатки страсти и огня…

      Цвет заката какой-то нахальный,

      Маслянистый, пятнистый, рябой…

      Принимает меня привокзальный,

      Оглушающий сразу прибой.

      На полу чемоданы расставив,

      На один я устало присел…

      Сколько разом нарушено правил,

      Сколько разом оборвано дел!

      Сколько раз разрубаю я путы,

      Сколько – жгу за собой корабли!..

      Снова жизнь начинаю, как будто

      По былому командую: пли.

      Хоть не враз уничтожишь былое,

      Расстреляешь его хоть не враз,

      Всё равно оно станет золою,

      Как горящего дома каркас.

      Так, да здравствует – пусть невеселых,

      Пусть тревожащих дум новизна!..

      Так, в апреле на веточках голых

      Пробивается зелень-весна…

      Снова в путь!.. Я еще ведь не старец.

      И хотя пожилой человек,

      На покой и застой не позарюсь

      И рутине не сдамся вовек.

      Ну, так в путь, неизведанный, дальний,

      В новый, может, рискованный бой!

      Принимай же меня, привокзальный,

      Милый

      людской прибой!..

      Пером своим ямы он вырыл

      Для лживых холодных людей.

      И нынче ушел он из мира, –

      Большой и родной иудей.

      Правдив до последнего вздоха,

      Готовый на спор и на бунт…

      И молод он был, как эпоха,

      До самых последних секунд.

      Проходят