Я сказал бип-бип, и вы уже поняли, что я имею в виду.

      Ракеты в небо ночное подняли маленькую звезду.

      А чужая планета, как шарик, вертится, мигает вдали, зовет.

      С детства хочется, с детства верится: кто-нибудь там живет.

      Это свойственный человечеству, нашей крови земной,

      с дней колыбели – страх одиночества, только масштаб иной.

      И я швыряю гудящим мячиком в полночные небеса.

      И он там бредет одиноким мальчиком сквозь сумрачные леса.

      Он пробирается черной чащею, черную мнет траву

      и в чащу, в ее темноту молчащую, громко кричит: – Ау! —

      А тьма кромешная все не кончится. А лес-то непроходим.

      А мы не верим, а нам не хочется – одиночества не хотим.

      В звезду оранжевую и в зеленую вглядываясь, зову.

      Как маленький мальчик, на всю Вселенную громко кричу: – Ау!

      Чертов ящик, моя страсть и наказанье!

      А не выключу, и лучше не проси!

      Только шорох, только легкое касанье —

      и пошла Земля вертеться на оси.

      Где дорога? Я в лесу глухом затерян.

      Сколько раз пытался выбраться – не мог.

      Вижу терем деревянный. Что за терем?

      Кто живет в тебе, о терем-теремок?

      В трех оконцах освещенных ветры свищут.

      Настежь ставенки, да двери на замках.

      Я в лесу глухом затерян. Меня ищут.

      Окликают – всё на разных языках.

      Окликают, суетятся бестолково,

      голоса их не умею различать.

      Заглушить один старается другого,

      каждый хочет остальных перекричать.

      Убеждают. Осуждают. Негодуют.

      То хулят меня, то пряник мне сулят.

      Я затерян в океане. Ветры дуют.

      Сорок ветров мою душу веселят.

      Сорок ветров – то синицей, то сиреной.

      Три фонарика, три маленьких огня.

      Я песчинка. Я затерян во Вселенной,

      и Земля никак не может без меня.

      Вот и плачет, и судачит бедный шарик,

      зажигает свой фонарик потайной,

      и бежит за мной с фонариком, и шарит,

      и зовет меня, и гонится за мной.

      Загорается фонарик троекратно.

      Бедный шарик, он выходит из себя.

      И тогда я говорю ему:

      – Ну ладно, ты не бойся, ну куда я без тебя! —

      И вздыхает, и бормочет, засыпая,

      на плечо мне свою голову клоня,

      одинокая планета голубая,

      как ребенок на коленях у меня.

      О сообщничество карандаша и бумаги!

      Ты подобно содружеству путника и дороги.

      А точнее – содружеству воина и равнины,

      где под хрупким снегом хитрые скрыты мины.

      О содружество карандаша и бумаги!

      Ты причина множества всевозможных последствий —

      величайших бедствий, дьявольских наваждений,

      человеческих озарений