Всему свой срок. Сейчас пора травы.

      Она легко пробилась между строк,

      и, маленькая, ты по ней идешь,

      не замечая, как она густа.

      Ты тоже между строк в моих стихах.

      Ты тоже как травинка. Можешь лечь

      на белом поле этого листа

      и не привлечь вниманья моего.

      А я вверху. Я где-то там. Где бог.

      Что я могу? Что сделать для тебя?

      Карандашом я обвожу кружок.

      Вот это твой лужок. А дальше снег.

      А дальше поле. Белые листы.

      И белые кусты. И слабый след

      неровной строчки белого стиха.

      А ты тиха. Тебя пугает снег.

      Им окружен твой маленький лужок,

      и ты боишься выйти из него.

      А ты не бойся. Ты моя трава.

      Ты все равно пробьешься между строк,

      заполнив эти белые листы.

      А до того – белы они. Пусты.

      Пока ты не пробьешься между строк.

      То ты в слезы, то в хохот.

      Столько шуму наделала.

      Убежала на холод.

      Хоть бы шубу надела!

      Ты под снежною крупкою

      стала хрупкою-хрупкою,

      стала маленькой-маленькой,

      совершенно беспомощной.

      Вот и кончился пригород.

      Как леса здесь бесшумны!

      Белки рыжие прыгают.

      Ну куда ты без шубы?

      Всё ты по снегу по снегу

      по вечернему, позднему,

      в этих туфельках бежевых,

      в этом свитере тоненьком.

      Ты затянута изморозью.

      То шагнешь, то оступишься.

      Как ты вырвешься из лесу?

      Ведь без шубы простудишься.

      Лес большой. Лес не кончится.

      Спать ужасно захочется.

      Ты прислонишься к дереву

      и задремлешь, усталая.

      Под холодными звездами

      я бегу за тобою.

      Я кружу между соснами.

      Я бегу за тобою.

      Я кричу: – Возьми шубу! —

      Я в сугробы проваливаюсь.

      Между тихими соснами —

      шубу! – слышится – шубу!

      Смотрите, что делает дождь!

      А как настороженны липы!

      Вот тут вы как раз и вошли бы,

      пока не окончился дождь.

      Пока не случилась беда,

      вошли бы в мерцании капель.

      Я камень лежачий, я камень,

      заброшенный кем-то сюда.

      Вам так меня тронуть легко!

      И вы меня стронуть могли бы.

      Смотрите, как жертвенны липы,

      как дышится в ливень легко!

      Я все вам потом возмещу.

      Однажды зимой, при морозе,

      я все опишу это в прозе

      и всю ее вам посвящу.

      И я назову ее так:

      «Записки лежачего камня».

      А может быть – «Исповедь камня».

      А может быть, даже не так.

      И я назову ее «Дождь».

      И станет названье прологом.

      И станет великим пророком

      мне