Снова потратили в отпуске тысячу баксов.

      Снова затягивать пояс до новой зарплаты.

      Что тут поделаешь, ежели Север неласков,

      дети хворают, а мы ни бедны, ни богаты?

      Господи Боже, как осточертела Анапа —

      суетный пляж и заросшая зеленью бухта!

      Но принимаю как неотвратимое: надо

      вывезти дочек на солнце и свежие фрукты.

      Скиснет вино молодое в пластмассовых банках:

      мы ведь не пьём – отпиваем из разного сорта.

      Август рассыпался грушами на полустанках,

      яблочный Спас над шоссе ароматом апорта.

      Мимо базаров рулишь по кубанским станицам —

      жалко до слёз, что в багажнике мало простора.

      Скоро над ними гусиным лететь вереницам,

      что по весне обживают лесные озёра.

      Пусть и Анапе помашет гусиная стая,

      где, как хозяин, курортного ждущий сезона,

      наши монетки рачительно перебирая,

      Чёрное море ворочаться будет бессонно.

      Анапское солнце печёт и не располагает

      ни к рифме, ни к мысли глубокой, особенно если

      два раза на дню, как на службу исправный чиновник,

      на пляж пробираешься мимо торговых палаток,

      где справа и слева соседствует крем для загара

      с таким же на вид, но уже для леченья ожогов;

      купальники всяких калибров – с махрой полотенец,

      откуда зазывно глядят неодетые девы;

      акулы, дельфины, иная надутая живность —

      с трусами, халатами и остальной дребеденью,

      что раньше назвали бы колониальным товаром,

      доставленным по морю, в бурю

      и лично для нас контрабандой…

      А в ноздри плывёт-затекает летучая дымка:

      призыв шашлыка, исходящего соком на углях,

      шурпы, шаурмы, хачапури, лаваша и плова.

      И – голос разносчика, точно напев муэдзина:

      – Горячая молодая кукуруза, медовая пахлава,

      сладкая чурчхела, вафельные трубочки, свежая пицца,

      домашнее вино, вареные раки, холодное пиво…

      На