Чтоб не вредить известным лицам,

      на Страшный суд я не явлюсь:

      я был такого очевидцем,

      что быть свидетелем боюсь.

      Бог – истинный художник, и смотреть

      соскучился на нашу благодать;

      Он борется с желаньем все стереть

      и заново попробовать создать.

      Блажен любой в его готовности

      с такой же легкостью, как муха,

      от нищей собственной духовности

      прильнуть к ведру святого духа.

      Навряд ли Бог назначил срок,

      чтоб род людской угас,—

      что в мире делать будет Бог,

      когда не станет нас?

      У нас не те же, что в России,

      ушибы чайников погнутых:

      на тему Бога и Мессии

      у нас побольше стебанутых.

      Всегда есть люди-активисты,

      везде суются с вожделением

      и страстно портят воздух чистый

      своим духовным выделением.

      Испанец, славянин или еврей —

      повсюду одинакова картина:

      гордыня чистокровностью своей —

      святое утешение кретина.

      Есть люди – их кошмарно много,—

      чьи жизни отданы тому,

      чтоб осрамить идею Бога

      своим служением Ему.

      Евреи могут быть умны,

      однако духом очень мелки:

      не только смотрят мне в штаны,

      но даже лезут мне в тарелки.

      У Бога многое невнятно

      в его вселенской благодати:

      он выдает судьбу бесплатно,

      а душу требует к расплате.

      Бога мы о несбыточном просим,

      докучая слезами и стонами,

      но и жертвы мы щедро приносим —

      то Христом, то шестью миллионами.

      Еврею нужна не простая квартира:

      еврею нужна для жилья непорочного

      квартира, в которой два разных сортира —

      один для мясного, другой для молочного.

      Поэт отменной правоты,

      Блок был в одном не прав, конечно:

      стерев случайные черты,

      мы Божий мир сотрем беспечно.

      Когда однажды, грозен и велик,

      над нами, кто в живых еще остались,

      появится Мессии дивный лик,

      мы очень пожалеем, что дождались.

      Встречая в евреях то гнусь, то плебейство,

      я думаю с тихим испугом:

      Господь не затем ли рассеял еврейство,

      чтоб мы не травились друг другом?

      Вчера я вдруг подумал на досуге —

      нечаянно, украдкой, воровато,—

      что если мы и вправду Божьи слуги,

      то счастье – не подарок, а зарплата.

      Богу благодарен я за ночи,

      прожитые мной не хуже дней,

      и за то, что с возрастом не очень

      сделался я зорче и умней.

      Ощущаю опять и снова

      и блаженствую, ощутив,

      что в Начале отнюдь не слово,

      а