Я места ищу для могилы,

      Не знаешь ли, где светлей?

      Так холодно в поле. Унылы

      У моря груды камней.

      А она привыкла к покою

      И любит солнечный свет.

      Я келью над ней построю,

      Как дом наш, на много лет.

      Между окнами будет дверца,

      Лампадку внутри зажжем,

      Как будто темное сердце

      Алым горит огнем.

      Она бредила, знаешь, больная,

      Про иной, про небесный край,

      Но сказал монах, укоряя:

      «Не для вас, не для грешных рай».

      И тогда, побелев от боли,

      Прошептала: «Уйду с тобой».

      Вот одни мы теперь, на воле,

      И у ног голубой прибой.

      Он весь сверкает и хрустит,

      Обледенелый сад.

      Ушедший от меня грустит,

      Но нет пути назад.

      И солнце, бледный тусклый лик –

      Лишь круглое окно;

      Я тайно знаю, чей двойник

      Приник к нему давно.

      Здесь мой покой на веки взят

      Предчувствием беды,

      Сквозь тонкий лед еще сквозят

      Вчерашние следы.

      Склонился тусклый мертвый лик

      К немому сну полей,

      И замирает острый крик

      Отсталых журавлей.

      Стройный мальчик пастушок,

      Видишь, я в бреду.

      Помню плащ и посошок

      На свою беду.

      Если встану – упаду.

      Дудочка поет: ду-ду!

      Мы прощались, как во сне,

      Я сказала: «Жду».

      Он, смеясь, ответил мне:

      «Встретимся в аду».

      Если встану – упаду.

      Дудочка поет: ду-ду!

      О глубокая вода

      В мельничном пруду,

      Не от горя, от стыда

      Я к тебе приду.

      И без крика упаду,

      А вдали звучит: ду-ду.

      Три раза пытать приходила,

      Я с криком тоски просыпалась

      И видела тонкие руки

      И красный насмешливый рот:

      «Ты с кем на заре целовалась,

      Клялась, что погибнешь в разлуке,

      И жгучую радость таила,

      Рыдая у черных ворот?

      Кого ты на смерть проводила,

      Тот скоро, о, скоро умрет».

      Был голос как крик ястребиный,

      Но странно на чей-то похожий,

      Все тело мое изгибалось,

      Почувствовав смертную дрожь.

      И плотная сеть паутины

      Упала, окутала ложе…

      О, ты не напрасно смеялась,

      Моя непрощенная ложь!