Золоченое пламя костра

      Пожирало опавшие листья,

      Астрономии нашей глава

      Открывала зазубрины истин.

      Неприлежные ученики,

      Мы не знали названий созвездий,

      А костер разгорался и плыл

      Непокорной главой – в поднебесье.

      И пульсировала звезда

      На виске у ночи зеленой,

      Заливая наши глаза

      Тепловатым светом бессонным.

      Прокоптилась твоя ладонь,

      Пятикрылою птицей рея,

      И удачи крупную соль

      Нам сулила Кассиопея.

      По сухим щекам пустого леса

      Катится подснежников слеза,

      Бирюзовым, отрешенным всплеском

      Полыхнув в осенние глаза.

      Заклиная синевой и солью,

      Из кромешной тьмы –

      Чей-то плач на эту землю пролит

      Каплями весны.

      Из города мы убежали в сад,

      Где смехом рассылался ворох листьев.

      Янтарной каплей падал листопад

      И мелких звезд рассеивался бисер.

      Нам ветви яблонь целились в глаза,

      Храня грачей покинутые гнезда,

      Прикосновеньем рыжего крыла

      Последних писем облетала проза.

      Мы оглянулись – плыли фонари,

      Архитектуры крупный, ломкий почерк

      Слетал во тьме с растрепанных страниц,

      И сад густой темнел на них, как прочерк.

      И мы бродили, путая слова,

      От рук и губ нам становилось жарко,

      И месяц – полуночная сова –

      Следил сквозь веток согнутые арки.

      А дом наш одиноким стариком

      Шершавым боком к новостройкам жался,

      Магнитом растревоженных окон

      Он умолял из ночи возвращаться.

      Из райских кущ и всплесков темноты –

      В уснувший город, весь в морщинах улиц.

      Вошли. И разомкнулись рук мосты,

      И мы не помнили, зачем сюда вернулись.

      Жестокая прихоть – бездомных котят согревать

      И с рук отпускать – в темноту, пустоту, неизбежность.

      Озябшее сердце, зачем ты забилось опять

      От взмахов ресниц, утаивших ненужную нежность?

      Как больно в груди от посулов чужого огня!

      И вяжет язык шелестящее, легкое имя…

      Наверно, сиротство так долго хранило меня,

      Что стали глаза близоруки и слишком ранимы.

      Медлительный жест, словно вдох, нестерпимо знаком –

      Вот так осторожно к холодным щекам прикоснуться…

      Зачем эта прихоть, когда за железным замком

      Немая душа до апреля не в силах очнуться?

      Иди, беззаконник, под солнце чужих городов –

      Не жалость бессильна, а суть беспощадна и точна…

      Очнется душа от твоих безнадежных шагов –

      Звереныш бездомный в разъезженной грязи обочин.

      В смуглеющем,