Небритое осматривая рыло,

      Прямой портрет усталого нутра,

      Ревизию всего, что есть и было,

      Как водится, устраивая с утра, —

      Где, вопрошаешь, блеск, талант и сила,

      Все, для чего вообще вставать с одра?

      Где милые? Одних взяла могила,

      Других – хандра, а остальных – литра.

      А ненависть? А ненависть на месте,

      Чистейшая, как холод внеземной,

      Надежнейшая, преданная без лести,

      Надувшись вожделеньем и виной,

      Замена славы, доблести и чести,

      Переживая всех, умрет со мной.

      Все уплыло, сбежало, улетело,

      Всех пожрало державное жерло,

      Тому изменила душа, другому тело,

      Оставшиеся дышат тяжело.

      Все, так сказать, что рвалось-металось-пело,

      Любилось, обещало и ржало,

      И лопалось от сока, как помéло, —

      Всех подмело большое помело.

      А ненависть? Среди времен бесславных

      Она спасет бесславные места,

      Исправная, как капитан-исправник,

      И страстная, как детские уста,

      Как свежая вода в прогнивших плавнях,

      Как в дряблом Риме проповедь Христа.

      Как юный пионер, всегда готова,

      Как нежность непристойная, тяжка,

      Все помнит – до словца, до полуслова,

      Мельчайшего, мерзейшего шажка,

      Безжалостна, безóбразна, безброва,

      Как взрывом обожженная башка,

      В тени полуразрушенного крова

      Застыла в ожидании прыжка.

      Цела, бессмертна – львиная, баранья,

      Крысиная – как хочешь назови.

      Дошел до грани и смотрю за грань я:

      Передо мной последний визави,

      Последняя из форм существованья,

      Последнее прибежище любви.

      И я ж еще при этом

      Не делал ничего,

      Что вопреки запретам

      Творило большинство:

      Не брал чужой копейки,

      Не крал чужой еды,

      Не натравил ищейки

      На чьи-либо следы,

      Не учинял допросов,

      Не молотил под дых,

      Не сочинял доносов

      И не печатал их,

      Заниженную прибыль

      Не вписывал в графу,

      Не обрекал на гибель

      (Но это тьфу-тьфу-тьфу).

      Я зол и многогрешен,

      Как всякий тут феллах,

      Однако не замешан

      Во всех таких делах,

      В которых обвинялся

      Вонючей блатотой,

      Чей вой распространялся

      Летучей клеветой.

      А