Поднимись на Курган не с фасада,

      по тропинке с другой стороны.

      В пору тёплой апрельской весны

      поднимись. Торопиться не надо.

      Ясен день. Ветерки говорливы,

      незаметны воронки и рвы…

      Не расти здесь траве – говорили,

      только как же земля без травы?

      Вырывается к свету тюльпан

      из земли, обожжённой когда-то,

      и глядит он глазами солдата,

      что без весточки здесь вот пропал…

      А зимой здесь снега, как бинты,

      ветры мёрзлые дуют потише…

      Свят покой на могиле погибших,

      скупо светят стальные цветы.

      Дни идут. Воду пьют корневища.

      Снова дождь, снова снег или гром…

      Только нам не забыть бы о том,

      что Курган монументный

      для тысяч

      стал обычным могильным бугром…

      И не надо – ни тризн, ни парадов…

      Здесь ведь всё расцвело на крови…

      …Поднимись на Курган – не с фасада.

      И тюльпан тот смотри не сорви…

      Обыкновенный камень –

      взгляни да и пройди.

      А он его руками

      прижал к груди.

      Скалы, от зноя белой,

      бесформенный кусок.

      Другому – что за дело?

      Какой, скажите, прок?

      А он –

      какой уж вечер –

      стучит,

      стучит,

      стучит.

      В окне звезда, как свечка,

      пронзительно дрожит.

      И тяжелеют веки,

      и пот на грудь течёт.

      Художника

      вовеки

      бесформенность гнетёт.

      Он утром выйдет тихо

      из тесной мастерской.

      Весны неразбериха,

      и рядом – гул морской.

      Он к морю выйдет первым,

      на берег поглядит:

      как яростно и пенно

      весной

      волна

      гудит!

      Висят на ветках капли,

      тяжёлые, дрожат,

      и камни,

      камни,

      камни

      вдоль берега лежат.

      Отыщет камень новый,

      здесь тыщи глыб таких.

      А он один

      виновен

      в бесформенности их.