Ночами такая стоит тишина,

      стеклянная, хрупкая, ломкая.

      Очерчена радужным кругом луна,

      и поле дымится поземкою.

      Ночами такое молчанье кругом,

      что слово доносится всякое,

      и скрипы калиток, и как за бугром

      у проруби ведрами звякают.

      Послушать, и кажется: где-то звучит

      железная разноголосица.

      А это все сердце стучит и стучит –

      незрячее сердце колотится.

      Тропинка ныряет в пыли голубой,

      в глухом полыхании месяца.

      Пойти по тропинке – и можно с тобой,

      наверное, где-нибудь встретиться.

      Песня моя, куда ты ушла,

      где мы расстались с тобой?

      Сыпятся звезды, зреет шашла,

      грозен осенний прибой…

      Дымные космы по ветру клубя,

      мчится вдоль берега он.

      Как мне тревожно, песня моя,

      радость не в радость мне без тебя,

      сон без тебя не в сон.

      Может быть, ты залетела туда,

      где обнимается с небом вода?

      Может, скитаешься в диких камнях?

      Спишь, можжевельник шершавый обняв?

      Может, ты видишь такое во сне,

      что никогда не привидится мне!

      Может, ты снова шагаешь в поход,

      гибнешь в беззвездную, в ту

      страшную полночь под Новый год

      в Феодосийском порту?

      Медленно тянется дней череда

      пугающей пустоты…

      Песня моя, а вдруг навсегда

      меня покинула ты?

      Рамы пускаются в пляс на ветру,

      стекла бросает в дрожь…

      Я не засну и дверь не запру –

      а вдруг ты сегодня придешь?

      Еще шуршат, звенят и шепчут капли,

      с листвы катясь в пахучую траву.

      И каждый звук в молчанье сада вкраплен,

      как