Негативистская конфликтология. Учебное пособие. А. А. Иванов
Читать онлайн книгу.
суда. В этом контексте понимались и опричные казни Ивана IV, и Смута XVII в., и даже преобразования Петровы. Соответственно, и выход из конфликтных ситуаций также был заслугой Бога. Например, освободителю Москвы князю Дмитрию Пожарскому приписываются следующие слова: «Теперь у нас в Москве благодать Божья возсияла, мир и тишину Господь Бог даровал: станем у Всещедраго Бога милости просить, дабы нам дал Самодержателя всей России». Использованная формула «мир и тишину Господь Бог даровал» позволяет судить о непременном участии высших сил в миротворческом процессе.
Кроме того, россиянам этот подход может быть знаком по произведениям публициста XVI в. И. Пересветова, который в челобитной царю Ивану IV неразрывно связывал стабильное существование государства и следование религиозным заповедям. В своем послании он приводит следующие слова одного из европейских правителей той эпохи: «Турецкий царь султан Магомет великую правду ввел в царстве своем, хоть иноплеменник, а доставил Богу сердечную радость. Вот если б к той правде да вера христианская, то бы ангелы с ними в общении пребывали». Иными словами, вне зависимости от вероисповедания Бог может поощрять правителей за праведные поступки и карать за отступление от веры.
Вскоре после этого (в XVII в.) польский проповедник Ф. Млодзяновский приходит к еще более интересной формуле: «Больший есть грех желать Отчизне зла, чем напиться; [больший есть грех] домашние конфликты разжигать, господина с подданным, а подданных с господином ссорить… и славное состояние Речи Посполитой уничтожать, чем убивать». Получалось, что провоцировать конфликты – грех, и чем созданный конфликт масштабнее, тем больше вина человека.
На этом фоне происходит развитие изначальной российской науки о конфликтах (в основном – вооруженных). Вообще, термин «священная» или «святая» война неоднократно использовался в России – так называли в XIX в. войну с Турцией славянофилы, так же именовали и Великую Отечественную войну советские граждане. Вместе с тем этот факт вовсе не равнозначен оправдание военного насилия. Все дело в том, что русская религиозная этика войны в числе прочего строилась на убеждении, что война – это относительное, а не абсолютное зло. В некоторых случаях вести ее нравственно оправдано – ведь отказ от боевых действий может повлечь более тяжелые последствия, чем вступление в войну. Помимо этого не могло быть никакого оправдания войне гражданской, которую следовало предотвращать любыми средствами, даже военными.
По этому поводу иеросхимонах Амвросий Оптинский в середине XIX в. высказал ряд в высшей степени интересных умозаключений об отношении Церкви к войнам.
1. Отвергая обвинения в поощрения военного насилия, Амвросий пишет: «Тогда как государственная власть отправляет воинов карать врагов дерзких и непокорных, св. Церковь, наоборот, внушает воинам не щадить своей собственной жизни, свою собственную кровь проливать за св. православную веру, державу, царя и дорогое отечество. Так она и молится в св. храмах