Слышишь иволгу в сердце моем шелестящем?

      Голубою весной облака я люблю,

      райский сахар на блюдце блестящем;

      и люблю я, как льются под осень дожди

      и под пестрыми кленами пеструю слякоть.

      Есть такие закаты, что хочется плакать,

      а иному шепнешь: подожди.

      Если ветер ты любишь и ветки сырые,

      Божьи звезды и Божьих зверьков,

      если видишь при сладостном слове «Россия»

      только даль и дожди золотые, косые

      и в колосьях лазурь васильков, —

      я тебя полюблю, как люблю я могучий,

      пышный шорох лесов, и закаты, и тучи,

      и мохнатых цветных червяков;

      полюблю я тебя оттого, что заметишь

      все пылинки в луче бытия,

      скажешь солнцу: спасибо, что светишь.

         Вот вся вера моя.

      Кто выйдет поутру? Кто спелый плод подметит!

         Как тесно яблоки висят!

      Как бы сквозь них блаженно солнце светит,

         стекая в сад.

      И сонный, сладостный в аллеях лепет слышен:

         то словно каплет на песок

      тяжелых груш, пурпурных поздних вишен

         пахучий сок.

      На выгнутых стволах цветные тени тают;

         на листьях солнечный отлив…

      Деревья спят, и осы не слетают

         с лиловых слив.

      Кто выйдет ввечеру? Кто плод поднимет спелый?

         Кто вертограда господин?

      В тени аллей, один, лилейно-белый,

         живет павлин.

      Я вижу облако сияющее, крышу,

      блестящую вдали, как зеркало… Я слышу,

      как дышит тень и каплет свет…

      Так как же нет тебя? Ты умер, а сегодня

      синеет влажный мир, грядет весна Господня,

         растет, зовет… Тебя же нет.

      Но если все ручьи о чуде вновь запели,

      но если перезвон и золото капели —

      не ослепительная ложь,

      а трепетный призыв, сладчайшее «воскресни»,

      великое «цвети», – тогда ты в этой песне,

         ты в этом блеске, ты живешь!..

      У входа в парк, в узорах летних дней

         скамейка светит, ждет кого-то.

      На столике железном перед ней

         грибы разложены для счета.

      Малютки русого боровика —

         что пальчики на детской ножке.

      Их извлекла так бережно рука

         из темных люлек вдоль дорожки.

      И красные грибы: иголки, слизь

         на шляпках выгнутых дырявых;

      они во мраке влажном вознеслись

         под хвоей елочек, в канавах.

      И бурых подберезовиков ряд,

         таких родных, пахучих, мшистых,

      и слезы леса летнего горят

         на корешочках их пятнистых.

      А на скамейке белой – посмотри —