Густой зеленый ельник у дороги,

      Глубокие пушистые снега.

      В них шел олень, могучий, тонконогий,

      К спине откинув тяжкие рога.

      Вот след его. Здесь натоптал тропинок,

      Здесь елку гнул и белым зубом скреб —

      И много хвойных крестиков, остинок

      Осыпалось с макушки на сугроб.

      Вот снова след, размеренный и редкий,

      И вдруг – прыжок! И далеко в лугу

      Теряется собачий гон – и ветки,

      Обитые рогами на бегу…

      О, как легко он уходил долиной!

      Как бешено, в избытке свежих сил,

      В стремительности радостно-звериной,

      Он красоту от смерти уносил!

      От зноя травы сухи и мертвы.

      Степь – без границ, но даль синеет слабо.

      Вот остов лошадиной головы.

      Вот снова – Каменная Баба.

      Как сонны эти плоские черты!

      Как первобытно-грубо это тело!

      Но я стою, боюсь тебя… А ты

      Мне улыбаешься несмело.

      О дикое исчадье древней тьмы!

      Не ты ль когда-то было громовержцем?

      – Не Бог, не Бог нас создал. Это мы

      Богов творили рабским сердцем.

      Я – простая девка на баштане,

      Он – рыбак, веселый человек.

      Тонет белый парус на Лимане,

      Много видел он морей и рек.

      Говорят, гречанки на Босфоре

      Хороши… А я черна, худа.

      Утопает белый парус в море —

      Может, не вернется никогда!

      Буду ждать в погоду, в непогоду…

      Не дождусь – с баштана разочтусь,

      Выйду к морю, брошу перстень в воду

      И косою черной удавлюсь.

      Смугла, ланиты побледнели,

      И потемнел лучистый взгляд.

      На молодом холодном теле

      Струится шелковый наряд.

      Залив опаловою гладью

      В дали сияющей разлит.

      И легкий ветер смольной прядью

      Ее волос чуть шевелит.

      И млеет знойно-голубое

      Подобье гор – далекий Крым.

      И горяча тропа на зное

      По виноградникам сухим.

      По алтарям, пустым и белым,

      Весенний ветер дул на нас,

      И