Об этом знали только питомцы Пифагора:

      Судьба ведет по кругу и смертных, и светила;

      Из атомов бессменных восстанет все, что было:

      Златая Афродита, фиванцы и аго́ра.

      Ударит вновь копыто могучего кентавра,

      Чтоб в будущем, как прежде, упал лапиф, и снова

      Рим канет, и раздастся в ночи многовеко́вой

      Из мерзкого зловонья стенанье Минотавра.

      Придет черед все той же бессоннице угрюмой.

      Рука, что это пишет, родится вновь из лона

      Того же. Полвселенной опустошат знамена.

      (Подобные сужденья легко прочесть у Юма.)

      Вернемся ль мы обратно все в той же давней роли,

      Послушны, словно числа в периоде, – не знаю.

      Но кру́гом Пифагора меня стезя ночная

      Ведет на тот же угол, в знакомое до боли

      Предместье, в дом далекий, куда ступаю робко.

      И путь ли мне на север, на юг или к востоку, —

      Там голубые стены, плита у водостока,

      Смоковница густая и путаная тропка.

      Там мой Буэнос-Айрес. Несущее мужчинам

      Любовь и деньги время мне дарит лишь виденья:

      Угаснувшую розу, никчемное сплетенье

      Проулков, вдруг звучащих мне именем старинным,

      Моим – Солер, Суарес, Лаприда и Кабрера.

      И в отзвуках, плывущих почти потусторонне, —

      Рассветы и побудки, республики и кони,

      Счастливые победы и смерти с той же верой.

      И площади зияют в полночном запустенье,

      Как дворики в чертоге забытого владыки,

      А улицы с их далью прямы и однолики,

      Как коридоры смутных тревог и сновидений.

      И снова ночь нисходит, любовь Анаксагора,

      Чтоб вечность в смертном теле, как некогда, звучала

      Бессменною строкою – конца или начала? —

      «Об этом знали только питомцы Пифагора».

      Божественному Аду нет нужды

      в блистанье пламени. Когда над миром

      затрубят трубы Страшного суда,

      когда разверзнутся земные недра

      и племена, восставшие из праха,

      облепят неминуемую Пасть,

      не будет им ни девяти кругов

      горы вершиной книзу; ни бесцветных

      полей, где среди вечных асфоделей

      бессмертный призрак лучника спешит

      за недоступным призраком косули;

      ни огненной волчицы на последнем

      уступе в преисподней мусульман,

      который