Я стал бы свежим, как пятак,

      морщины вытеснив со лба,

      когда бы в кровь не въелась так

      опаска беглого раба.

      Нас догола сперва раздели

      и дали срок поголодать,

      а после мы слегка поели

      и вновь оделись. Благодать!

      С годами заметней, слышней и упорней,

      питаясь по древним духовным колодцам,

      пускают побеги глубокие корни

      корявой российской вражды к инородцам.

      В зеркало смотрясь, я не грущу,

      гриму лет полезен полумрак,

      тот, кого я в зеркале ищу,

      жив еще и выпить не дурак.

      Едкий дым истории угарен

      авторам крутых экспериментов:

      Бог ревнив, безжалостен, коварен

      и терпеть не может конкурентов.

      С родителями детям невтерпеж,

      им сверстники нужны незамедлительно,

      а старость – обожает молодежь,

      ей кажется, что свежесть заразительна.

      За правило я взял себе отныне

      прохладу проявлять к дарам судьбы,

      однако не хватает мне гордыни

      есть медленно соленые грибы.

      Неважно, что живу я в полудреме;

      пустое, что усну в разгаре дня;

      бессонно я всю жизнь стою на стреме,

      чтоб век не подменил во мне меня.

      Как только уйму свои сомнения,

      сразу же осмелюсь я тогда

      сесть за путевые впечатления

      с мест, где не бывал я никогда.

      На душе – тишина и покой.

      Ни желаний, ни мыслей, ни жажды.

      Выйди жизнь постоянно такой,

      удавился бы я уже дважды.

      В классические тексты антологий

      заявится стишок мой гостем частым:

      по мысли и по технике убогий,

      он будет назидательным контрастом.

      Из бани вьющийся дымок

      похож на юность – чист и светел;

      смышлен, прыщав и одинок,

      в любой мечтал я влиться ветер.

      Наш дух питают миф и сплетни,

      а правда в пищу не годится,

      душевный опыт многолетний

      нас учит сказкой обходиться.

      Евреи, выучась селиться

      среди других племен и наций,

      всегда ценили дух столицы

      за изобильность комбинаций.

      Я сам себе хозяин в быте сельском,

      так люди по пещерам жили встарь,

      останками зверей во льду апрельском

      застыл мой огородный инвентарь.

      Да, мужики – потомки рыцарей,

      мы это помним и гордимся,

      хотя ни душами, ни лицами

      мы им и в кони не годимся.

      Мой верный друг, щенок Ясир,

      дворняжий сын, шальная рожа,

      так тонко нрав мой раскусил,

      что на прохожих лает лежа.

      Судьба моя решилась не вполне,

      сомнениями нервы мне дразня:

      и дом казенный плачет обо мне,

      и