Коль указал Андрюха Дмитриев

      на лад созвучий дактилических,

      живу, по-прежнему не вытравив

      в себе позывов злых мелических,

      хожу тропою сей и сицею, —

      хоть выпало нам время то ещё, —

      с весёлой толстенькой мопси́цею,

      похожей на Кота Котовича.

      На чью ж любовь ещё надеяться?

      Покрыта шёрсткой мягкой палевой,

      мне косолапица-младеница

      не скажет: «Надоел, проваливай!»

      Легчают тяжести житейския;

      у ней спасительная функция

      Иосифа Аримафейского

      иль Спиридона Тримифунтского.

      Собака может быть водителем,

      почти родителем, радетелем,

      душевной кожи заменителем,

      твоей судьбы живым свидетелем.

      Одна, глазятами библейскими,

      следит за утренней молитвою

      и вслед идёт, и видит: бреешься —

      когда по горлу водишь бритвою.

      И ведь совсем не в наказание

      потычет в ухо мордой искренной,

      а в назиданье, в указание, —

      кто любит нас любовью истинной.

      «Соня, спи»! Не спит собачка, не спит —

      задыхается, трясётся, хрипит.

      Он ей делает в загривок укол

      и выносит подышать на балкон.

      А на холоде ночном – лепота!

      Погляди на небеса, лапота:

      можно лапою достать Гончих псов

      и Медведиц увидать меж усов.

      Страшно, страшно, даже если шутя!

      И, прижав к себе зверька как дитя,

      он полночи на балконе стоит

      и чудное говорит-говорит.

      У собаки, – говорит, – не боли!

      И у кошки, – говорит, – не боли!

      И у Сашки, – говорит, – не боли!

      И у Ашки, – говорит, – не боли!

      У грешника болит рука. Он болью, будто тряпка, выжат.

      Рука нужна ему пока. Урча, собачка руку лижет.

      Зверёныш – верный терапевт, зубастый ангел безусловный.

      Он жизнь, сходящую на нет, кропит всерьёз слюной солёной.

      Крепись – до Страшного суда. Греми, собакина посуда!

      Нам сказано: «иди сюда», и никогда – «иди отсюда».

      Человек тоскует по собаке.

      То и есть та самая тоска:

      слышится как будто паки, паки —

      ближний лай из дальнего леска.

      Человек глядит на юго-запад,

      видит там коричневый закат.

      А слезоточивый пёсий запах

      не уходит никогда, никак.

      Может быть, пора угомониться,

      и наступит в целом благодать.

      Ты жива ещё, моя мопси́ца?

      Трудно с расстояньем совладать.

      Но помеха ль сотня километров

      нам для броневого марш-броска?

      Заиграйте на рояле «Petroff»,

      чтобы враз