Ёж проходит по саду и ест из плошки кота.

      Ёж никогда не скажет, что эта еда не та.

      Ёж благодарен жизни за ежевечерний банкет.

      Места нет укоризне, когда жуёшь китикет.

      Кот, облизавший манишку, ждущий на крыше невест,

      мыслит так про братишку: ладно, пущай поест…

      Шёрстку морщинит в холке и думает: правда, ну,

      нахрен ему иголки, серому дружбану?

      Ёж не снимает шапки, ёж говорит: «Фыр-фыр».

      И шустро уносит лапки в одну из садовых дыр.

      Ёж знает: даются свыше пища и красота.

      Уши торчат на крыше. Но ёж не видит кота.

      Меж тем, посерёдке ночки так серебрится мех!

      Кот надувает щёчки в преддверье ночных утех.

      Вслушивается в движение кошкино на меже.

      Вот оно, сладкое жжение! Не до ежа уже.

      На Каноне покаянном

      как нам страшно, окаянным,

      исказившимся в лице!

      Свечка каплями печётся.

      Обо всех Господь печётся.

      И о мне, о подлеце.

      Крест кедровый. Треск искристый.

      Что Андрей ни молвит Критский, —

      это точно про меня.

      Я во всех грехах виновен —

      празднословный гордый овен,

      саблезубое ягня.

      Заковыка: как ни просишь,

      в жертву не себя приносишь.

      Раззудись, душа, виной,

      жги колени студной мукой;

      перед судною разлукой —

      но́щный мраз и дне́вный зной.

      Плачешь? Плачешь. Ах ты, зая!

      Покаянье лобызая,

      отрезвляясь ото сна.

      Марфа с Марьей на иконе.

      И оне со мною ноне.

      Накануне. На каноне.

      И обновка не тесна.

      Когда пространство ополчится

      и горечь претворится в ночь,

      грядёт тамбовская волчица —

      одна – товарищу помочь.

      И на рассерженны просторы,

      где дух возмездья не зачах,

      но искорёженны которы,

      глядит с решимостью в очах.

      Гнетёт серебряные брови

      и дыбит огненную шерсть,

      и слово, полное любови,

      в ней пробуждается как весть.

      «Почто, безпечный мой товарищ,

      ты был расслаблен, вял и снул!

      Покуда тварь не отоваришь,

      не размыкай железных скул!

      Сжимай – до вражьего издоха —

      любви победные клыки!»

      Кровава