Орлеанская девственница. Философские повести (сборник). Вольтер
Читать онлайн книгу.
ужаса и беспорядка
Тотчас нашли себе по вкусу цель
Бесстрастие, надменная повадка,
Отвага Христофора д’Арондель.
Не произнес отважный бритт ни слова;
Он на свирепый бой глядел сурово
И равнодушно, будто перед ним
Кровь не лилась, не расстилался дым.
Шла молодая Розамор с ним рядом,
В руке лилейной острый меч держа,
Забралом, каской, воинским нарядом
Напоминая стройного пажа;
На солнце искрилась броня стальная,
Вились на каске перья попугая;
Она бесстрашно шла вперед. С тех пор,
Как маленькая ручка Розамор
Однажды Мартингеру отрубила
В кровати голову, – она любила
Сраженья, ей наскучила игла.
Палладой смелой иль самой Иоанной
Она бок о бок с д’Аронделем шла.
Шепча ему чуть слышно: «Мой желанный».
Но демон, что к любовникам был зол,
Немедленно на их дороге свел
Ла Гира молодого, и Потона,
И бессердечного, как сталь, Ришмона.
Невозмутимый д’Аронделя вид
Потона дразнит. Он к нему летит,
И вот, с ужасным брошено размахом,
Копье, пронзая бок, выходит пахом.
Кровь льет рекой. Проклятье, слабый стон,
Он падает и умирает он.
Ни вздоха, ни мольбы в тот миг ужасный
Не сорвалось с уст Розамор прекрасной.
Над дорогим возлюбленным своим
В слезах отчаянья она не билась,
Коса ее покровом золотым
Над трупом храбреца не распустилась.
Она вскричала: «Месть!» – и вот, пока
Поднял копье, склонился перед нею
Потон, ее лилейная рука,
Та, что седую голову злодею
Снесла в кровати, в яростной тоске
Потона хвать с размаху по руке,
Такой могучей и такой виновной.
Она глядит с усмешкой хладнокровной,
Как пальцы вздрагивают на песке,
Как нервы, что под кожею таятся,
В последней судороге шевелятся.
С тех пор писать уже не мог Потон.
Но тут Ла Гир услышал друга стон,
И роковой удар наносит он
Прекрасной Розамор. Она упала,
Открылась грудь, два нежные цветка,
Высокий лоб блеснул из-под забрала,
Рассыпались ее кудрей шелка,
И взор, синеющий ясней сапфира,
Свидетельствует ясно, что она
Была для наслажденья создана.
Ужасный вздох слетает с уст Ла Гира,
Он слезы льет и жалобно твердит:
«О, небо, я убийца, срам и стыд!
Теперь не рыцарь я – разбойник прямо!
Увы, навеки чести я лишен!
Подумать только – мной убита дама».
Но, как всегда, насмешливый Ришмон
И грубый, как всегда, сказал: «Мне странно
Глядеть на твой сентиментальный пыл;
Ведь англичанка та, что ты убил,
И вряд ли девственница, как Иоанна».
Пока он эту грубость