По беломраморным ступеням

      Царевна сходит в тихий сад —

      Понежить грудь огнем осенним,

      Сквозной листвой понежить взгляд.

      Она аллеей к степи сходит,

      С ней эфиопские рабы.

      И солнце острый луч наводит

      На их лоснящиеся лбы.

      Где у границ безводной степи,

      Замкнув предел цветов и влаг,

      Стоят столбы и дремлют цепи, —

      Царевна задержала шаг.

      Лепечут пальмы; шум фонтанный

      Так радостен издалека,

      И ветер, весь благоуханный,

      Летит в пустыню с цветника.

      Царевна смотрит в детской дрожи,

      В ее больших глазах – слеза.

      Красивый юноша-прохожий

      Простерся там, закрыв глаза.

      На нем хитон простой и грубый,

      У ног дорожная клюка.

      Его запекшиеся губы

      Скривила жажда и тоска.

      Зовет царевна: «Брат безвестный,

      Приди ко мне, сюда, сюда!

      Вот здесь плоды в корзине тесной,

      Вино и горная вода.

      Я уведу тебя к фонтанам,

      Рабыни умастят тебя.

      В моем покое златотканом

      К тебе я припаду, любя».

      И путник, взор подняв неспешно,

      Глядит, как царь, на дочь царя.

      Она – прекрасна и безгрешна,

      Она – как юная заря.

      Но он в ответ: «Сойди за цепи,

      И кубок мне сама подай!»

      Закрыл глаза бедняк из степи.

      Фонтаны бьют. Лепечет рай.

      Бледнеет и дрожит царевна.

      Лежат невольники у ног.

      Она растерянно и гневно

      Бросает кубок на песок.

      Идет к дворцу аллеей сада,

      С ней эфиопские рабы…

      И смех чуть слышен за оградой,

      Где степь, и цепи, и столбы.

      Между нами частая решетка,

      В той тюрьме, где мы погребены.

      Днем лучи на ней мерцают кротко,

      Проходя в окно, в верху стены.

      Между нами кованые брусья,

      Проволок меж них стальная сеть.

      До твоей руки не дотянусь я, —

      В очи только можем мы смотреть…

      Тщетно ближу губы сладострастно, —

      Лишь железо обжигает их…

      Смутно вижу, в полутьме неясной,

      У решетки – очерк губ твоих.

      И весь день, пока на темной стали

      Там и сям мелькает луч дневной,

      В содроганьях страсти и печали

      Упиваюсь я тобой, ты – мной!

      Нас разводит сумрак. На соломе

      Мы лежим, уйдя в свои углы;

      Там томимся в сладострастной дреме,

      Друг о друге грезим в тайне мглы.

      Но опять у роковой преграды

      Мы, едва затеплятся лучи.

      И, быть может, нет