Когда твой поезд, с ровным шумом,

      Мелькнул и стал вонзаться в даль,

      А я стоял, доверясь думам,

      Меня так нежила печаль.

      Там, на платформе опустелой,

      В июльском пламенном огне,

      Все то, что с детством охладело,

      Я находил живым во мне.

      И после всех моих падений

      Мне так легко давались вновь

      И детский трепет разлучений,

      И детски нежная любовь.

      Хранятся в памяти, как в темной книге,

      Свершившиеся таинства ночей,

      Те, жизни чуждые, святые миги,

      Когда я был и отдан, и ничей.

      Я помню запах тьмы и запах тела,

      Дрожащих членов выгибы и зной,

      Мир, дышащий желаньем до предела,

      Бесформенный, безобразный, иной.

      Исторгнутые мукой сладострастья,

      Безумны были речи, – но тогда

      Казалось мне, что властен их заклясть я

      Заклятием забвенья – навсегда!

      Что этот бред, мучительным отливом

      Вскрывающий души нагое дно,

      Навек умрет с растаявшим порывом,

      Что в миге будет все погребено!

      Нет! Эта мгла и криков и видений

      В другой мечте, как и в моей, жива!

      О вы, участницы ночных радений,

      Вы слышали запретные слова!

      Я был не одинок во храме страсти,

      Дал подсмотреть свой потаенный сон,

      И этот храм позором соучастии

      В святых воспоминаньях осквернен!

      Проходят дни, проходят сроки,

      Свободы тщетно жаждем мы.

      Мы беспощадно одиноки

      На дне своей души-тюрьмы!

      Присуждены мы к вечной келье,

      И в наше тусклое окно

      Чужое горе и веселье

      Так дьявольски искажено.

      Напрасно жизнь проходит рядом

      За днями день, за годом год.

      Мы лжем любовью, словом, взглядом, —

      Вся сущность человека лжет!

      Нет сил сказать, нет сил услышать,

      Невластно ухо, мертв язык.

      Лишь время знает, чем утишить

      Безумно вопиющий крик.

      Срывай последние одежды

      И грудью всей на грудь прильни, —

      Порыв бессилен! нет надежды!

      И в самой страсти мы одни!

      Нет единенья, нет слиянья, —

      Есть только смутная алчба,

      Да согласованность желанья,

      Да равнодушие раба.

      Напрасно дух о свод железный

      Стучится крыльями, скользя.

      Он вечно здесь, над той же бездной:

      Упасть в соседнюю – нельзя!

      И путник, посредине луга,

      Кругом бросает тщетный