Шайнархан собрала тогда,

      Чтоб развеялась эта беда,

      В деревянной надломленной чаше

      Слезы женские, слезы мужские,

      Скорби-горести, муки людские.

      Деревянную чашу крутя

      С человеческими слезами,

      Неподвижными глядя глазами,

      К небу Запада их обратя,

      Застывая, как изваяние,

      Зашаманила заклинание:

      «Поднимись, деревянная чаша,

      О несчастной поведай земле,

      Покрутись, покрутись на столе,

      Чтоб тебя увидела наша

      Дорогая Манзан-Гурмэ,

      Та, что в Западном горнем краю

      Над пятьюдесятью пятью

      Небесами глава-владычица,

      Та, что волю воздвигла свою,

      Чтобы мудрость могла возвеличиться,

      Та, что держит чашу добра,

      Сотворенную из серебра».

      Прокричав слова заклинания,

      В распростертые небеса,

      Вверх закинула чашу стенания,

      Чашу слез, что светлы, как роса.

      Облака насквозь пробивая,

      Эта чаша, где скорбь живая,

      Наконец на столе очутилась

      Мудрой бабки Манзан-Гурмэ

      И внезапно пред ней закрутилась,

      Закрутилась – остановилась.

      И тогда-то Манзан-Гурмэ

      Удивленьем большим удивилась:

      Что еще за беда нагрянула?

      Вот в волшебное зеркало глянула,—

      В мире верхнем царил покой,

      А на нижнем земном просторе,

      Там, где род пребывал людской,

      Увидала горькое горе.

      Девяносто бесов-уродцев,

      Чьи