…И когда онколог развел руками…

      и хлестнула черная полоса

      по судьбе… и дымными облаками занесло

      больничные корпуса —

      в жуткий миг, когда умерла надежда

      и пахнуло ужасом и концом,

      этот мир остался таким, как прежде!

      – Так хотелось плюнуть ему в лицо!

      …И меня шатало – от слез и водки.

      Сигаретный пепел летел в глаза.

      Пьяный двор качался разбитой лодкой.

      – Мама, сколько нужно тебе сказать!

      Сохранить тебя – до последней пяди!

      …А потом… моя неживая тень

      наступала на ноги тем, кто сзади —

      в похоронный хмурый осенний день.

      Только боль – по горло, тоска – по пояс

      да в пустынном небе – никчемный свет.

      Так чего-то ждешь, опоздав на поезд,

      и ненужный держишь в руке билет…

      …И опять рождается по привычке

      новый март, готовый пуститься вскачь.

      Акварельно, ветрено и синично!

      Несомненно, время – хороший врач.

      Но со мной – мои «болевые точки».

      И как нерв искрящий – моя звезда,

      невзначай застрявшая в междустрочье.

      И «кривая» вывезла не туда.

      И до боли ясно – не быть Поэтом

      (что ни слово – рублено топором)…

      – Только, мама… где же твои заветы?

      Где-то там – у вечности под ребром?

      Ты прости, во мне тебя слишком мало,

      я хочу не сбыться, а просто – быть.

      Не смогу я жить по твоим лекалам,

      не сверну с дороги своей судьбы.

      Я – чужой Вселенной слепой осколок,

      потерявший веру в благую весть.

      Если Бог безмолвствует, как онколог,

      как-то глупо спрашивать: «Шансы есть?»…

      …В этот двор вернуться – в свое начало.

      Во дворе – пернатая чехарда.

      Мой