Плохие картины обра́млены, зря

      Грамматикой блещут плохие стихи,

      Но истинный мастер, и слух потеряв,

      Напишет бессмертное для неглухих.

      Познав до конца инструмент ремесла —

      Перо ли, резец ли, а может, смычок,

      Умелый ремесленник вовсе не слаб,

      Но, кроме уменья, есть что-то ещё.

      Какое-то чувство из области той,

      Административно лежащей в мозгу —

      В стране Вдохновении вечной святой,

      У моря Прекрасного на берегу.

      У генного кода отрезком строки

      Встречается ген для резца и пера,

      И если он там – автоген, словно кисть,

      На стали рисует шедевр-пастораль.

      1.

      Слепцы слепых уверенно ведут.

      Тасуются дороги, времена.

      Пророк, шаман, продюсер и колдун

      Меняют чин, погоны, имена.

      И, бельмами пугая белый свет,

      В припадках раздувают пузыри,

      Что лопаются бредом в голове.

      Блажен незрячий, ибо не узрит.

      Он с наслажденьем выключит глаза,

      Ныряя в то, что полночи темней,

      Где всё желанней – это кинозал

      С проектором для ласковых теней,

      Где мудрый и решительный отец,

      Заботливая, любящая мать

      И справедливость, и горит в огне

      Сосед – он отказался понимать.

      Не титры вверх, а тьма струится вниз,

      Как чёрное – на зеркало души,

      Которая не хочет толкотни

      И к выходу заранее спешит.

      Потёмки, транспорт, повезёт – такси,

      Пoтёмкина деревни, города…

      Но верь, и бойся, и всегда проси —

      И «Продолженье следует» всегда.

      2.

      Бывает, что глаза не хороши

      Для света и прицельности стрельбы.

      Пока наряд последний не пошит —

      Сменить очки. Увидеть, может быть,

      Прищурясь, в зеркалах всего себя

      Строкою, что придумал окулист, —

      И как